На танке через ад

Местность под Яссами, на которой шли боевые действия, считалась малярийной. И мы в целях профилактики должны были принимать таблетки атебрина. Во время боев стояла жаркая погода. Духота была иногда невыносимой. Мы ходили, обливаясь потом, и страдали от жажды. Солнце накаляло броню, и от нее исходил жар, как от печной плиты. И рассказы, что на ней можно было поджарить яичницу, были вполне реальными. Но яиц у нас, к сожалению, не было, зато нас всегда мучила ужасная жажда. Две фляги, заполненные с утра кофе (без молока), быстро пустели. У нас еще была трофейная итальянская 10-литровая канистра с водой. Ее тоже очень быстро выпивали. К полудню члены экипажа попеременно спрашивали друг друга, нет ли еще чего-нибудь попить. 20-литровая канистра из-под бензина, многократно промытая и заполненная водой, все это время лежала на танке под солнцем. Это был наш последний резерв. В крайнем случае мы пили и эту воду — горячую, с привкусом бензина. Можно еще упомянуть, что боевые части во время наступления получали улучшенный паек. Нам выдавали натуральный кофе и «пакетик фронтовика», «подслащавший» жизнь «шоко-колой». Большое значение имели сигареты (фирм «Реемтсма» и «Австрия» и др.). И прежде всего во время боевых действий сигареты выдавали при каждом приеме пищи. Почти все солдаты курили. И многие были просто никотиновыми наркоманами. Они курили не только в минуты отдыха, но и во время боя. Им было необходимо никотиновое опьянение «для храбрости».

В один из последующих вечеров командир эскадрона объявил нам о крупном наступлении, которое должно начаться на следующее утро (операция «Соня», 30.5.1944 г.). «Сначала будет артиллерийская подготовка, потом нанесут удар ВВС «мессершмиттами» и пикирующими бомбардировщиками (из эскадры Руделя). Они подготовят местность для нашей танковой атаки и будут ее поддерживать. И тогда пойдет вперед 12-й, и нас уже до самого Прута не сможет ничто удержать!» Мы улеглись спать на наши одеяла у танка. Разбудил нас адский грохот артиллерии. Мы увидели, что рядом с нашим танком занял огневую позицию «Небельверфер».[6] Теперь он с огненными трассами и оглушительным протяжным грохотом выпускал в темное ночное небо свои ракеты.

Хорошее или дурное предзнаменование? В четыре часа утра, как и говорилось, артиллерия открыла мощный огонь. Появилась авиация для нашей поддержки. Мы стояли на обратном склоне вместе с гренадерами, сидевшими рядом с нами в окопах. Потом они пропали в траншеях, а мы по команде: «Танки, вперед!» — пошли в атаку. Но уже после нескольких минут движения мы остановились — на гусеницы нашего танка намоталась колючая проволока и заклинивала их настолько, что танк дальше не мог нормально ехать. Нам пришлось вылезать, чтобы снять проволоку с гусениц. Пока мы специальными ножницами для резки проволоки освобождали гусеницы, было потеряно драгоценное время. Поскольку местность была заминирована, о быстром продвижении вперед не могло быть и речи. Перед нами простиралась небольшая возвышенность. Русские имели возможность с нее вести по нам огонь «изо всех дыр». Хотя мы и отстреливались, но «вслепую», так как противника не видели и прицеливались только по вспышкам выстрелов. Дальше мы продвигаться не могли, оставаясь на очень невыгодной позиции. Затем русские снаряды стали бить по нам все чаще.

В мой танк попало два снаряда, в каток внизу корпуса. Русские, к нашему счастью, не могли хорошо прицелиться. В восьмидесяти метрах в стороне от нас мы заметили подбитый танк 12-го эскадрона. На нем лежал полуголый танкист в полностью изорванном обмундировании. По его бедрам текла кровь. Его изрешетил осколочный снаряд. От невыносимой боли он ужасно кричал. От попадания снаряда нога его у выходного отверстия распухла в форме цветной капусты. Я спрыгнул с танка, чтобы помочь этому раненому товарищу. Вместе с уцелевшим танкистом из подбитого танка мы принесли раненого и положили на одеяло на наш танк. Несмотря на подстилку, он почувствовал обжигающий жар брони и снова начал кричать. Но положить нам его было просто некуда. С этим попеременно кричащим и стонущим солдатом на броне мы как можно скорее поехали по солнцепеку назад на позицию с обратной стороны возвышенности. Вызванный по рации, наш врач на специальном танке подъехал к нам и осмотрел раненого. Шансов выжить у него уже не было. В то же время к нам подъехал другой поврежденный танк с тяжело раненным. Он тоже пострадал от огня противника, которого мы не видели. В спине раненого зияла огромная дыра. Снаряд вырвал из него большой кусок мяса размером с две ладони. Его желто-зеленое лицо выражало неизъяснимую смертельную муку. Он был очень веселым хулиганистым парнем. А теперь он только стонал: «Мамочка, помоги, мамочка…» Врач посмотрел его и тоже вынужден был признать, что тот скоро умрет.