На тебя вся надежда

Все окружили Лодю, что-то говорили, перебивая друг друга, а Маша, не слезая с лошади, тараторила о том, что просека оказалась не та и что она лишь в одиннадцать ночи попала в лагерь.

Курчавый парнишка оказался колхозным зоотехником. Он подошел к поднявшемуся с земли Берендею, и тот потянулся губами к карману его пиджака, из которого торчал кусок хлеба. Угощая хлебом Берендея, зоотехник обернулся к Лоде:

– Это ты его привязал?

– А кто же еще? – пожал плечами Лодя.

– Храбрый ты, однако!

Девушки удивленно заохали, а Маша замотала головой:

– Нет, Лодька, нет! Я всегда говорила, что ты сумасшедший! Ты не знаешь, какой ты сумасшедший!

Зоотехник отвязал быка и потащил его за собой.

– Нет, – восклицала Маша, – нет, Лодька, ты только скажи: что ты чувствовал, когда привязывал Берендея. Неужели ну вот ни капельки, ни капельки не было страшно?

Лодя с минуту молча шагал рядом с конем, потом поднял голову, посмотрел на Машу и медленно ответил:

– Что чувствовал? Чувствовал, как все поджилки трясутся. Вот что чувствовал!

КИНОХРОНИКА

В ту субботу, придя из школы и пообедав, я вынул из шкафа самодельный киносъемочный аппарат и приступил к своему обычному занятию: я завел пружину аппарата, наставил пустой, без пленки, аппарат на кошку, умывавшуюся посреди комнаты, и нажал на спуск. Аппарат затрещал; кошка посмотрела на меня долгим взглядом, зевнула, потянулась и ушла под кровать.

Я побрел на кухню и наставил рамку видоискателя на маму, которая мыла посуду. Кинокамера снова затрещала. Мама тяжело вздохнула и покачала головой:

– Боже! Как ты мне надоел со своим аппаратом! Я тоже вздохнул и поплелся прочь из квартиры. Во дворе на лавочке сидела старушка. Перед ней катали жестяной самосвал двое малышей. Я навел свою камеру на них.

– Все трещит и трещит! – прошамкала старушка. – Которые дети книжки читают или играют себе, а этот все трещит и трещит...

Больше я трещать не стал. Я вернулся домой, спрятал свой аппарат, сел у стола и уныло задумался.

Прошло уже десять дней, как я с помощью папы построил свою киносъемочную камеру и проектор к ней. Выглядела моя камера неказисто, но первая же пленка, снятая ею, оказалась вполне приличной.

С тех пор и начались мои мучения. Папа купил мне два мотка пленки. Первый пробный моток я сгоряча извел на всякие пустяки, а стоил он не так уж мало. Я дал папе слово, что больше не истрачу зря ни одного кадрика. Я решил на оставшейся у меня пленке снять такую боевую, такую увлекательную кинохронику, чтобы все зрители были поражены.

Несколько дней я слонялся со своим аппаратом по городу, ожидая, что случится какое-нибудь происшествие, но ничего не случалось. Я надоел всем родным и знакомым, расспрашивая их, не готовится ли где-нибудь интересное событие, но так ничего и но узнал. Моточек пленки лежал нетронутым в моем столе, а сам я утешался лишь тем, что наводил пустой аппарат то туда, то сюда и заставлял его трещать на холостом ходу. Этим треском я тоже всем надоел, да и самому себе порядком надоел.

Раздался звонок. Я вышел в переднюю, открыл дверь и увидел своего двоюродного брата, пятиклассника Владю Аникеева. Я сразу догадался, что у Влади что-то произошло. Занятия в школе давно кончились, а он был с портфелем в руках. Кроме того, обычно солидный, аккуратный, он имел сейчас какой-то растрепанный вид: пальто его было распахнуто, воротник гимнастерки расстегнут, а большие круглые очки сидели криво на его носу.

– Здравствуй! Дело есть! – сказал он, хмуро взглянув на меня, и стал снимать пальто.

– Из школы? – спросил я.

– Ага!

– Что так поздно?

– Сбор проводил.

– Отряда?

– Нет, с третьим звеном.

Владя прошел в комнату и стал разглядывать в зеркале свое лицо.

– П-подлецы! – процедил он сквозь зубы. Тут только я заметил, что правая дужка его очков сломана, а вдоль щеки тянутся четыре царапины.

– Ты что, дрался, никак? – спросил я.

– Разнимал, – проворчал Владька, не отрываясь от зеркала.

– Кого разнимал?

– Третье звено.

– Вот это звено! На сборе подрались?

– Нет, после. – Владя поправил на носу очки, но они тут же снова съехали набок.

– А что за сбор у вас был?

– На тему "Дружба поможет в учебе и труде". Я плюхнулся на диван и захохотал. Владя отошел от зеркала.

– Тебе смех, конечно, а меня как председателя на каждом совете дружины за это звено прорабатывают. – Он сел на стул, расставив ноги и опершись руками о колени. – В общем, давай ближе к делу. Твой аппарат работает?

Я сразу перестал смеяться:

– Работает.

– И пленка есть?

– Есть. Только немного. Моточек один. Владя пристально смотрел на меня сквозь перекошенные очки.

– Кинохронику снять хочешь? Боевую? Тут уж я совсем насторожился:

– Конечно, хочу! А что именно!

– Драку. Настоящую. Четверо мальчишек будут драться и, может быть, три девчонки.

Я так и подскочил. Я прямо ушам не верил, что мне привалило такое счастье.

– Владька! Ты не врешь? Кто будет драться? Где? Когда?

– Завтра в девять утра. В парке. Третье звено будет драться.

– Опять третье звено!