На темной стороне Луны

— Проверяйте, делайте, что хотите, но учтите: если завтра мы не сможем с вами поговорить, то хотя бы помните все то, что я вам сказал. Вам смогут дать показания милиционер-пенсионер Тулкун Азимов и Халяф. Всех остальных назовет Тулкун Азимов. У меня больше нет времени разговаривать с вами. Последний вопрос: вы взяли пробы из разбитых бутылок коньяка в ресторане у Яхъяева?

— Да, взял.

— И что?

— Я уже задержал Яхъяева, — спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Нарижняк. — Яхъяев — не помеха.

— Но имейте в виду: он и в камере здесь будет чувствовать себя как дома. С телевизором и телефоном… И будет по-прежнему руководить своими подчиненными…

Нарижняк поморщился, но ничем не выдал досаду: практики уголовного розыска, как правило, недооценивают «важняков» прокуратуры, и зря!

— Яхъяев находится вне пределов Мубекской области…

Тура получил щелчок по носу, но — странно! — испытал удовлетворение: следователь знал свое дело.

— Коньяк, который оказался у Яхъяева в подсобке, скорее всего и производят около Дарвазы, в Ак-Су. Это помещение рыбокоптильного завода. Раньше там был завод безалкогольных напитков. Заводик видно издалека — над ним высокая труба котельной. Проехать туда от нас можно только через Золотой мост!

— Я приму необходимые меры, — сказал осторожно Нарижняк.

Тура махнул рукой и вышел за дверь.

В коридоре он лицом к лицу столкнулся с Соатовым.

— О! — воскликнул тот радостно. — На ловца и зверь бежит. Я тебя разыскиваю по всему городу, а ты где-то прячешься.

— А мне нет нужды прятаться, — сказал Тура.

— Ну давай зайдем ко мне, есть о чем поговорить.

— У меня, Икрам, сейчас нет времени с тобой разговаривать, — сказал Тура и хотел пройти, но Соатов взял eго за руку.

— Нет, дорогой, у нас более срочных дел нету. Это я тебе говорю не как бывший сотрудник, а как прокурор по надзору за следствием в органах милиции. Заходи, дорогой!

Он отпер дверь и пропустил Туру вперед. В кабинете было душно. Соатов в нем не работал, просто оставлял за собой на время следствия.

— Усаживайся. Помнишь, как у Бабеля написано? Когда господин пристав предлагает садиться, то как-то неудобно стоять… — Он подошел к столу, выдвинул верхний ящик, что-то проверил в нем.

«Оружие. Боится меня», — подумал Тура. Он сел.

— Жара такая, даже к вечеру не отпускает, — Соатов подставил голову и шею мощной струе включенного вентилятора, сохраняя на лице постное, благостно-скорбное выражение.

Тура подумал, что Соатов — красивый, заметный человек, но и он, Халматов, вряд ли смог бы составить для ориентировки его словесный портрет. А если бы и составил, Соатова все равно никто бы не опознал — у него было усредненно-красивое лицо.

— Ты чего такой задумчивый, Икрам?

Соатов желчно-иронически усмехнулся:

— А ты разве веселый, Халматов?

— У меня нет твоих забот.

— У тебя есть свои, — пожал плечами Соатов. — И они, по-моему, хуже моих!

— Это только тебе так кажется, Икрам!

— Мне ничего не кажется… — Соатов вынул из папки на столе заполненный бланк — «Постановление о предъявлении обвинения». — Я обязан тебя с этим ознакомить…

Тура взял в руки постановление:

— Все тот же новый двигатель Мубекирмонтажа!.. Ничего нового. И тебе не стыдно, Икрам? Неужели ты не понимаешь, что происходит?

Тура стал быстро просматривать. Те же стандартные формулировки: «Злоупотреблял должностным положением…», «принудил милиционера-водителя…», «нанесло значительный ущерб…» — Тура пренебрежительно отбросил бланк.

Благодушно-насмешливое отношение, с которым он отнесся первоначально к прокурорско-следственной стряпне Соатова, быстро улетучилось.

— Признаешь себя виновным? — жестко спросил Соатов.

— Нет. Как у тебя вообще поворачивается язык говорить об этом? Ты же знаешь все не хуже меня! Это же вранье! От начала до конца. — Тура не мог скрыть ненависти и презрения.

— Ты мне вопросов не задавай! — крикнул Соатов. — Это я тебя спрашиваю: признаешь себя виновным? Предъявленное обвинение тебе понятно?

— Обвинение понятно. Обвинения не признаю!

Соатов официальным голосом сообщил:

— Я сейчас допрошу вас в качестве обвиняемого…

— В этом нет необходимости. Перепиши все с моего допроса в качестве свидетеля. У меня нет ни дополнений, ни возражений. Я подпишу в любой момент. А здесь, — Тура взял бланк, вытащил авторучку, — пишу: «Не признаю». И расписываюсь… Все!

Соатов сделал внушительную паузу и деловито закончил:

— Мне остается избрать…

Тура молча смотрел на него, уже догадавшись, куда ведет Соатов.

— …Меру пресечения с учетом способов уклонения обвиняемого от следствия и суда с учетом его личности…

Тура перебил:

— Вот именно! С учетом моей личности, как требует закон, с учетом моего беспорочного прошлого. Моей партийности…

— Вопрос о партийности будет решен сегодня. Тебя привезут в райком.

— Привезут?!

— Да. Привезут… — В первый раз Соатов позволил себе открыто выразить свое торжество. Бойкие глазки его сошлись, весело сверкнув, щеки разрумянились. Тура не видел его таким — недожаренный натуральный шницель.