На темной стороне Луны

— А я — за потерпевшего… Вот что он мне сказал под большим секретом. Невеста Алишера — такая же родственница Рахматуллы-аки, как ты или я. Он несколько раз брал ее с собой отдыхать. В отпуск. И всегда останавливается у нее, когда едет в Москву… Теперь Равшан подыскал ей мужа.

— Ну и новости ты привез… — Тура омрачился.

— А что у тебя с Хамидуллой? Сказал что-нибудь?

— Обещал подумать. Взамен предложил создать уголовно-полицейский синдикат. Против Юлдашева и Равшана.

— Надеюсь, у тебя хватило ума не бросать ему в ответ гордое милицейское «нет»?

— Хватило. Времена сердечных исповедей воров безвозвратно прошли…

Машина мчалась с рокотом и тяжелым гулом по дороге. Силач, лениво подворачивая руль одной рукой, что-то негромко насвистывал. Тура, сквозь накатывающую незаметно дрему, раздумывал — позвонит ли Хамидулла? Рассчитаться с врагами для него, должно быть, очень заманчиво. Зато руками Туры, за жизнь которого он копейки не даст. Так что выгода двойная — и свидетелей не останется. В изготовлении фальшивого коньяка Хамидулла участия не принимает. Весь этот промысел у него под боком ему только вредит…

«Брат Уммата погиб. Утонул в магистральном канале. Песок в легких.

Но никто не захочет ворошить материал об утопленнике… «Что, других дел нет?!» Опять же, заключение судебно-медицинской экспертизы… Как это бывает? Двое-трое амбалов окунают жертву головой в воду и держат?! Интересно, какой он был из себя, брат Уммата? — И внезапно вспомнил. — Пацан! Маджидов так и сказал: «Пацан. Нашел деньги на чердаке, сдал следователю…»

«Нашел деньги на чердаке, сдал следователю…» Может, не находил? Не сдавал? Кто-то заметил, что я интересуюсь этим делом — приезжал к Маджидову, брал Уммата из камеры. Рано или поздно я бы обязательно вышел на брата. Выходит, его поэтому и убрали? Но тогда какие деньги Уммат выплатил Маджидову? Кто их ему дал? Наконец, почему убрали брата Уммата, а не его самого? Впрочем, Уммат — вор, находящийся под стражей. Ему вряд ли поверят, даже если он признается в сделке с правосудием. Другое дело — его брат! Человек, который ни в чем предосудительном не замечен! Выходит, третья жертва…

Нет, не третья — я не учел убийство Садыка Закинова. Восьмилетней давности.

Убитый постовой Садык Закинов был милиционером-старослужащим — достаточно опытным и осторожным. Он не раз дежурил вблизи моста через сбросовый канал — место, пользовавшееся дурной славой, потому что его нельзя было объехать ни одному «дальнобойщику», ни одному спекулянту ранними фруктами или овощами. Ох, как некоторые постовые и инспектора ГАИ полюбили этот пост! Мост называли «Золотым», потому что только через него можно было выбраться на трассу. А для этого «блатной караван» из нескольких машин кружными дорогами съезжался по ночам к Золотому мосту. Собирали по пятьсот-шестьсот рублей с носа и давали гаишнику — лоцману, который и проводил караван.

Следствие по делу Садыка Закинова ничего не доказало. Денег при нем не обнаружили. Ничего не похищено, кроме табельного оружия. Единственное огнестрельное ранение, оказавшееся смертельным, было нанесено ему с близкого расстояния, почти в упор. А Закинов никогда не подпустил бы ночью близко к себе человека, которого не знал или считал подозрительным.

И на Золотом мосту и в «Чиройли» стреляли в упор…

Несмотря на поздний час, Улугбек не спал. Он сидел с красными глазами, обиженный на весь мир, всем своим видом изображая униженность и злость.

— Ты что надулся, как мышь на крупу? — спросил Силач.

Улугбек зашмыгал носом, на глазах стали накипать слезы. Надежда загородила мальчишку и сказала мягко:

— Не трогайте его. Его сегодня обидели.

— А что случилось? — спросил Тура.

— Яхъяевский мальчишка собрал своих дружков, и они его поколотили! Та же песня: твоего отца посадят, твой отец — вор.

— Хорошие времена наступили, — Силач, резко схватил за бока Улугбека и подкинул вверх. Не обращая внимания на его попытки отбиться, подкидывал непрерывно, пока тот не засмеялся. — Это они правду говорят! К счастью, твой папа — вор, и я — вор. Ты нам веришь? Мы хотим украсть у них дубину, которой они беззащитных людей всю жизнь молотят по голове!

Он развеселил Улугбека шутками, и все уселись за стол.

— Поздновато ужинаете, — заметила Надежда, снимая с плиты сковороду.

Силач вынул из сумки длинный цилиндр расписной консервной банки и протянул Улугбеку.

— А вот это лично тебе. Подарок. Давно не ел, наверное…

Улугбек восхищенно воскликнул:

— Сосиски! Настоящие!

— Настоящие, — сказал Силач. — Чешские. Будешь есть когда, относись к ним бережно…

— Почему? — удивился Улугбек.

— Потому что это очень редкое нынче животное. Сосиски первыми не выдержали экологической бури. Сколько людей предупреждали, чтобы их не трогали, что их осталось мало, что их надо беречь. А люди бессмысленно их ели и ели, ели и ели, пока они не исчезли совсем…

Выпили по нескольку рюмок водки, и как-то незаметно отошло напряжение долгого трудового дня. Тура, откинувшись на спинку стула, спросил Силача:

— Как думаешь, позвонит Хамидулла?

Силач неспешно дожевал, отодвинул тарелку и сказал: