На темной стороне Луны

Азимов покачал головой:

— В самой Дарвазе они не станут делать цех, — мотнул головой Тулкун. — Люди заметили бы — машины приходят, чужаки ездят… Нет! Я думаю, они в Ак-Су могли окопаться… На рыбзаводе…

— Кажется, я знаю, где это. Бывший завод безалкогольных напитков? С высокой трубой?

— Да. Но ночью вы там ничего не сделаете вдвоем. Мне л надо ехать туда с вами.

Тура обнял его за плечи:

— Тулкун-ака, время не терпит. Надо сегодня ехать…

— А что мешает? Сейчас и поедем, — усмехнулся Тулкун и браво разгладил усы.

— Долгий день позади — тяжело тебе будет? — спросил Тура.

— Силы еще есть, — сказал Тулкун. — генерал не раз говорил — на таких людях стоит наша милиция! А тебе, Силов, говорил такие слова генерал? — и засмеялся.

— Нет, мне ничего такого генерал никогда не говорил, — серьезно ответил Силач и позвал мальчика-ученика: — Тебе что дядька твой Сувон сказал — когда будет?

— Не будет его сегодня… Сказал, что поздно приедет, может, завтра…

— Интересное кино, — покачал головой Силач. — А как же он нас собирается поить сегодня вечером «Эрл грэем»?

Тура вдруг встал и подошел к висевшему на стене ковру — он так долго ждал дня, когда Сувон перевесит его на другую сторону от входа, и старый вытертый ковер, как знамя, обозначит начало атаки на банду отравителей и разносчиков смерти.

Старый ковер, полученный Сувоном наверняка еще от его отца — тоже известного чайханщика. В чайхане было уже почти темно, незаметно накатил вечер, уже толпились за столиками шоферня-дальнобойщики и обычные завсегдатаи. Кто-то играл в нарды, двое разбитных мужиков сняли с противоположной стены — куда Сувон должер был перевесить в нужный час ковер — музыкальные инструменты — гжак и тар.

Тура провел ладонью по ковру, и сердце больно, испуганно дернулось. В середине ковра был прорван большой кусок и края разрыва аккуратно, совсем незаметно прибиты к стене мелкими гвоздиками.

Этот ковер нельзя было никуда перевешивать — он был прибит навсегда.

И тут воспоминание пришло — как долго и зло он тискал свою память, стараясь вызвать эту неприметную подробность, и волна душевного смятения подняла ее сейчас со дна и сомкнула с рассказом Тулкуна.

«Зият Адылов, бывший автоинспектор из Дарвазы?..» Тот, за сопротивление которому схлопотал срок покойный Сабирджон Артыков! Да, да! Генерал так и выразился тогда: «Если бы наоборот! Вот если бы Зията Адылова, инспектора, ухлопали бы сегодня в „Чиройли“, Сабирджон был бы сейчас подозреваемым номер один… Да, да… А так не пляшет! Его самого убили!»

Он вернулся на супу и, трясясь от сдерживаемого напряжения, спросил Силача:

— Ты помнишь эту бабу в «Чиройли»? Мы ее потом допрашивали в гостинице?..

— Конечно, — кивнул Силач. — Света-Гюльчехра… А что?

— Помнишь, как она по внешности определила род занятий убийцы? Кем он мог быть?

— «Офицер. Или мент. Левое плечо — вперед, кру-у-гом!»

— Так! А что кричал Пак, когда в него стрелял убийца? Как она рассказывала?

— Кореец просто закричал — а-и-и!..

Тура схватил его за руку и сжал изо всех сил:

— Кореец закричал: «ГАИ!..» Он опознал убийцу… Он вспомнил гаишника! Этого Зията!..

Из газет:

«Сообщение ТАСС

На орбите новый международный экипаж.

23 июля 1980 года в 21 час 33 минуты московского времени в Советском Союзе осуществлен запуск космического корабля «Союз-37».

Космический корабль пилотирует международный экипаж: командир корабля дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Виктор Горбатко и космонавт-исследователь Герой Социалистической республики Вьетнам Фам Туан.

Самочувствие космонавтов Горбатко и Фам Туана хорошее, бортовые системы работают нормально.

Экипаж корабля «Союз-37» приступил к выполнению программы полета».

Автомотриса еще с секунду постояла под деревьями, пока прогревающийся мотор с ровным гулом набирал обороты, потом резко рванула по проспекту.

Тулкун Азимов, устроившийся на заднем сиденье, качнулся с боку на бок и спросил:

— Не боишься так ездить, Силач?

Силач усмехнулся, подмигнул ему в зеркальце заднего вида:

— Тулкун-ака, нам много есть сейчас чего бояться.

Тура легонько подтолкнул его в бок:

— Не отвлекайся, давай в управление.

Голубоватый свет фонарей едва прорывался сквозь деревья. Окна тоже были скрыты деревьями. В Мубеке, как и во всех южных городах, с заходом солнца темнело стремительно и неотвратимо. На Великой Транспортной развязке, созданной для мощного городского и транзитного потока машин, им встретилось только три-четыре автомобиля. Силач резко повернул направо и помчался через боковые улицы к управлению. Тура сказал: