На темной стороне Луны

В аптеке в огромном зале с потолком и стенами лепной работы тянулись полупустые витрины, заставленные спринцовками и грелками различных калибров вперемешку с пакетами толокнянки, тысячелистника и дубовой коры. Под узорчатыми лепными сводами Тура был единственным покупателем, гулкое эхо перекатывалось в пустом зале.

— Не страшно? — спросил Тура у пожилой женщины провизора.

— Привычка! — махнула она рукой. — Мы тут давно обходимся одним рабочим окошком.

Халматов купил жене цитрамон, мельком отметил, что многочисленные кассы ликвидированы за ненадобностью, а лепка на потолке разрушается, вышел на улицу и неспешно, пешком вернулся через розарий снова к театру.

Как Тура ни тянул время, он все равно появился в своем правовом университете ни свет ни заря. Раньше него оказалась на месте лишь ректор университета Роза Каримова — симпатичная молодая женщина, единственный в Мубеке кандидат исторических наук.

— Тура Халматович! — обрадовалась она и смутилась одновременно. — У вас все в порядке? Все здоровы? А мне вчера позвонили из управления, сказали, что вы больше не сможете у нас работать. Я уже вызвала Рахимова из коллегии адвокатов…

Следователь носил батник — недавно появившуюся модификацию сорочки с коротким рукавом и нагрудными карманами. Загорелые руки лежали на бумагах легко, уверенно. Следователь был немолод — потемневшее от солнца лицо покрыто сетью маленьких, едва заметных морщинок. Смуглая малоподвижная маска, сквозь прорези которой поблескивали едкие, живые, как ртуть, глазки.

— Нарижняк Анатолий Николаевич, следователь по важнейшим делам Прокуратуры республики… Включен в следственную группу Прокуратуры СССР, — представился он Халматову. Руки, однако, не подал. — Располагайтесь поудобнее. Разговор предстоит долгий.

Для работы ему предоставили кабинет первого зама начальника управления — с кондиционером, длинным приставным столом, портретами Брежнева и Щелокова в простенках. Синий китель Нарижняка с золотыми звездочками в петлицах висел на стуле.

— Если не против, придется временно отказаться от курения, — предупредил важняк.

— Я это сделал лет двадцать назад, — сказал сухо Тура.

— Замечательно! Итак, я прошу вас вначале свободно изложить все, что вы считаете возможным сообщить в связи со случившимся.

Тура молча смотрел на него, и Нарижняк сразу же уточнил вопрос:

— Вы были руководителем отдела уголовного розыска, то есть непосредственным начальником погибшего Пака?

— Да, — Халматов кивнул и, не торопясь, стал объяснять. — Пак отвечал за город, я за область в целом. На мне также раскрытие преступлений, направленных против личности. Убийства, изнасилования. Кроме того — борьба с наркоманией…

— Кто из вас отвечал за учет преступлений?

— За соблюдение инструкции о регистрации преступлений отвечал мой заместитель, — пояснил Тура и подумал: «Этот не будет заниматься узко — только раскрытием убийств в „Чиройли“! Он двинется широким бреднем. Речь пойдет о ревизии моей и Пака оперативной работы…»

— У вас неразбериха с учетом преступлений.

— Наверное. Не больше, чем везде.

— Разговор пока идет о Мубеке. Часть нераскрытых преступлений не регистрируется. Искусственно завышается процент раскрываемости… — истово врезал Нарижняк.

Халматов не выдержал:

— Вы, безусловно, слышите об этом впервые. Прокуратура ведь не отчитывается другими цифрами?

Ртутные глазки. Нарижняка превратились в мерцающие капли.

— Не советую вам говорить со мной в таком тоне, — медленно сказал он.

Тура пожал плечами:

— Нам — профессионалам — говорить всерьез о проценте раскрываемости стыдно. Каждый знает, что это липа, но предпочитает помалкивать. Не считаете же вы, что я или Пак лично заинтересованы в проценте?

— А почему нет? — Голос Нарижняка сломался. — Именно работникам уголовного розыска идут премии за раскрываемость!

Спор об этом можно было вести бесконечно. Нарижняк быстро понял, что Тура тут его переиграет:

— Мы проверим все досконально. Поднимем приказы, это я обещаю. А пока, поскольку вы так говорите…

Тура посмотрел на его руки. Загар с предплечья переходил вверх под короткие рукава.

«Приезжий, — подумал Халматов. — Из Москвы или Киева. Не наш, а только включен в следственную группу…» Местные не добивались загара, ничего не делали, чтобы почернеть.

— Можете вы конкретно назвать руководителя, который дал указание повысить процент раскрываемости преступлений за счет укрытия некоторых из них от учета?

— Нечестная игра, — развел руки Тура.

— В чем вы ее видите?

— Вы же знаете — никто прямо не скажет. Никто открыто не прикажет: «Приписывайте хлопок, молоко, масло!» Наоборот, я сто раз слышал на всех совещаниях: «Товарищи! Пусть встанет тот, кого наказали за то, что он не смог раскрыть преступление! Никого нет? А за укрытие преступлений от учета мы наказывали и будем наказывать впредь. Вплоть до направления материалов в прокуратуру! Так почему же вы не жалеете себя? Почему вы укрываете преступления?»

— Вот видите?