На тихой улице

Я забирала их из квартир, где подруги проводили ночь со случайным любовником, чтобы они избежали позора, а теперь, когда мы стали старше, кому звонит Конни Уилкинсон, если ее сын сбежал из реабилитационного центра и надо объехать весь район в его поисках? Кому звонит Вивиан Флетчер, когда Стив уходит в запой? А школа, когда нужно сшить костюмы для осеннего спектакля или испечь булочки для продажи на волейбольном турнире? Все полагаются на меня. Осталось только придумать, как показать Джорджии, что она тоже способна на многое.

Пока я пытаюсь решить, что приготовить, пирог из ревеня или лимонное безе, чтобы отнести Джорджии и завязать новый разговор, из еще теплого банного полотенца, которое я встряхиваю, выпадает маленький хрустящий предмет. Я смотрю на половинку свернутого косяка, лежащую на диванной подушке, и в груди все сжимается. Сажусь и поднимаю его, рассматривая. По краю – слабый розовый кружок губной помады. Я не знаю, какой вариант хуже: что Мия курит травку или что у Финна есть любовница.

Когда в январе я нашла в гараже пакетик с травкой, Мия сказала, что его забыла подруга, и поклялась никогда не пробовать. Может, она и соврала, хотя тогда мне так не казалось. Однако Мия не пользуется губной помадой. У нее есть блеск для губ, но бежевый.

Может ли помада принадлежать этой «Выпить с К»? Кладу косяк на кофейный столик и глубоко вдыхаю, потому что у меня слегка дрожат руки. Если тот пакетик и впрямь принадлежал подружке Мии, может, эта же подружка красит губы розовой помадой. Логично. Будь рациональной. Это не объясняет, каким образом косяк оказался в нашем белье, но это вероятно в той же степени, как и то, что он принадлежит любовнице Финна, верно?

Однажды я неправильно все поняла, и меня занесло. И довело до беды. Нельзя слишком остро реагировать. Я знаю, к чему это приводит. Пару лет назад, увидев сообщение в телефоне Финна, я прыгнула в кроличью нору. В эсэмэске значилось: «Привет, детка, с нетерпением жду завтрашнюю встречу». Жена, прожившая с ним двадцать два года, имела полное право отреагировать на подобное сообщение как угодно, но он объяснил, что эсэмэс от Джанет Палмер, лесбиянки из бухгалтерии, которая всех называет «детками» и с нетерпением ждет встречи с ним на корпоративе, потому что они хотят подшутить над остальными.

Надо отдать Финну должное, если он и наврал, то выдумал все очень быстро и детально. Тогда я рыдала и кричала на него, требуя рассказать правду. Когда он спросил, не хочу ли я посмотреть прежнюю переписку – там, где он спрашивал Джанет, купил ли Энди Кит все необходимое и не нужно ли ему еще что-нибудь взять, – я оттолкнула его и швырнула в него телефон, а затем побежала наверх и заперлась в ванной.

Финн хотел доказать, что переписка была совершенно невинной, но я упустила свой шанс узнать наверняка. А теперь гадаю, действительно ли он собирался показать мне переписку. Он знал, что у меня началась истерика и как я реагирую в таком состоянии. Вряд ли он планировал показать мне сообщения. Финн нашел бы способ выкрутиться даже в разгар ссоры, размахивая телефоном перед моим носом и все отрицая. Не знаю как, но уверена, что выкрутился бы.

Я так это не оставила. Пришла к нему на работу и удивила его, пригласив на обед. Пыталась заглянуть к «лесбиянке» Джанет, но мне это так и не удалось. Финн, конечно, видел мои попытки: когда он ужинал с коллегами, а я заглядывала в окно – убедиться, что там действительно коллеги, как он и говорил; или провожала его в спортзал только для того, чтобы подождать на парковке и посмотреть, не ушел ли он с какой-нибудь мускулистой девицей. И всякий раз Финн еще сильнее отдалялся, и мы громко ссорились каждый вечер.

Разные мелочи, которые складывались воедино – все эти «Выпить с К», когда на самом деле там должно быть «Вечеринка в честь выхода на пенсию». Однако всегда находилось объяснение, а я вечно оказывалась просто свихнувшейся подозрительной женой. Во всяком случае, мне так казалось. В промежутках между обвинениями я рыдала и просила прощения, после того как он доказывал свою невиновность. Я говорила себе, что была неправа и если хочу сохранить брак, то должна забыть об этом, но в глубине души меня постоянно грызли сомнения, и стремление поймать мужа с поличным превратилось почти в одержимость.

А однажды вечером Пейдж прислала сообщение. Она покупала вино для ресторана в маленьком магазинчике с дегустационным залом в центре города и сфотографировала Финна, сидящего с рыжей девицей за столиком при свечах. В этот момент я сидела в спальне, выщипывала брови и попивала имбирный чай. Меня буквально парализовало. Я уставилась на фотографию. У Финна был слегка остекленевший неуверенный взгляд – такой, который сопровождается дергающимся кадыком и нервным смехом. Я знаю этот взгляд. Неуверенность, замаскированная под самоуверенность. Я смотрела на бокалы с вином, на их руки, лежащие слишком близко друг к другу, а потом на серебряные часы, которые подарила ему на вторую годовщину свадьбы, и на невероятно тонкое запястье этой женщины. И потеряла рассудок.