На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж

Севка молчит. Правильно. Насколько я все-таки знаю своего папу, этот ответ мало годен к воспроизводству в дамском обществе, пусть даже моем. Так Севке и надо, пусть не лезет к моим родителям. Но он не понимает. Опять завел шарманку — про переживания и ошибки. Лучше б орал, честное слово. А то ведь ему отвечать надо...

— Сев, даже если это ошибка, это моя ошибка, понимаешь? И к отцу приставать совершенно незачем, он тут ни при чем. Я сама ее сделаю — сама и буду платить. Сама. Но я думаю, что все делаю правильно.

— Ты не понимаешь... У тебя маленький ребенок. Как ты с ним будешь за границей...

Тут я совсем не выдержала.

— А тебя не волновало, как я с маленьким ребенком тут всю зиму жила? Без еды и отопления? Всяко там, за границей, молоко будет не по талонам! Проживу! И вообще — с каких пор тебя волнует мой ребенок?

— Всегда волновал, всегда.

— Бедный, переволновался! Вот и женился бы на мне год назад, и увез бы меня отсюда вместе с ребенком, раз так волновался. Но нет, тебе не до этого, у тебя высокое искусство! А Яше есть до меня дело, и он на мне женится, и заберет нас с ребенком отсюда, и не смей про него ничего говорить. Я его люблю!

— Ну, если ты такая, такая...

— Ну какая такая?

Севка резко — через три ряда — дернул к обочине. Остановился. Повернулся ко мне.

— Если тебе непременно надо, чтоб на тебе женились, — я готов. Ты довольна?

Я, признаться, охренела. Иначе не скажешь. Если пытаться перевести это чувство в человеческие термины, получится, что я испугалась, и растерялась, и разозлилась — все сразу. И еще, наверное, мне стало тошно. И еще немножко — радостно. Вот оно что выходит — стоит тебе собраться замуж или просто сделать что-то серьезное, ты сразу всем оказываешься нужна. А пока ты сидишь, и ждешь, и точишь слезы — на тебя всем плевать. Вот оно, пожалуйста. Господи, как же я ждала, как я хотела этих слов... Скажи Севка их год назад, да что — год, даже месяц назад, как бы я была счастлива. А теперь... А теперь они мне не нужны, и даже мешают. Поистине — Бог наказывает людей, выполняя их желания. Или выполненное желание становится ненужным... Или же...

Все это проносилось у меня в голове какой-то скомканной кучей. Я сидела и пыталась разобраться сама с собой, понять, чего же я хочу и что сейчас надо сказать... И тут я взглянула случайно Севке в лицо. Он сидел и смотрел на меня, и взгляд у него был такой... Такой жалостливый, и умильный, и одновременно какой-то скользкий, и почему-то грязный... И тут из всех моих сложных чувств и эмоций во мне как-то сразу осталась только тошнота. А через секунду это чувство стало таким сильным и ясным, что я только и смогла, что выдавить сквозь зубы:

— Да пошел ты!

Выскочила из машины, хлопнула дверью и бросилась бежать.

Пробежав немного вперед, я заметила прямо перед собой жерло подземного перехода, ссыпалась по ступенькам вниз, выдохнула, остановилась и привалилась к холодной стенке. Ф-фу... Севка сюда за мной не побежит, что другое, а уж машину-то он на улице просто так не бросит... Да и вообще, наверное, не побежит, что ему бежать, я ему все сказала...

Интересно, а где это я вообще? В пылу ругани я как-то совершенно перестала следить за окрестностями, но вряд ли мы успели уехать далеко. Переход, конечно, не лучшая точка для ориентирования на местности... Но этот переход я знаю! Это недалеко от метро «Октябрьская», и если я пойду дальше, то прямо возле станции и окажусь. Очень удачно. Мне отсюда по кольцу до вокзала — десять минут.

Уже на эскалаторе, спускаясь в метро, я окончательно пришла в себя. Господи, как же мне повезло, что я не вышла замуж за Севку. А ведь вполне могла бы, как теперь выясняется. Забавно, конечно. Черт, вот бы Лильке рассказать. Жалко, ее нету. Вот ведь, и потрепаться-то стало не с кем... Хотя... Наверное, можно будет рассказать завтра Яше... Точно, можно будет, он поймет. Жалко, что сегодня не получится, до завтра долго еще... Хотя мне, наверное, будет чем занять время.

На дачу я приехала как раз к ужину. Калитка не заперта — ждут, значит. Вхожу в дом — все семейство сидит за столом на террасе, стол накрыт, еда дымится. Еда... Горячая... Увидели меня, повернулись, глаза открыли на пол-лица и хором:

— Ну что?!

— Ну все! — отвечаю. — Дайте, что ли, пожрать что-нибудь...

Потом, конечно, я им все рассказала. И еще раз. И с подробностями. И в деталях. И, в общем, они восприняли. А куда деваться-то? Но нет, правда, нормально восприняли. Может, потому, что у меня у самой вид был радостный, может, еще почему...

Мама вечером, когда я уже спать залегла в сестрицыной комнате, пришла ко мне, села, по голове погладила...

— Ничего, — говорит, — не так уж все страшно. Главное — я вижу, ты сама-то довольна.

— Довольна, мам. Он правда хороший, ты завтра увидишь. И со мной все будет нормально, и с Костькой. Честно, я знаю...

— Ну и ладно. Лишь бы тебе было хорошо. Спи.

И с каким еще удовольствием. А то за последнюю неделю я уж почти отвыкла...

ПЯТНИЦА, 11 сентября