На той стороне

— Ну, то, что ты называешь преобразованием, — вздохнув, пояснил бывший детектив, мысленно проклиная свой длинный язык. Да уж, говорить совсем по местному у него не получалось, прорывались словечки другого мира, к которым он так привык, что даже не замечал.

Приказчик кивнул, сделав вид, что понял.

На площади закончили вязать проигравших и поволокли их к перекладине, которая стояла чуть в стороне. Народ, населяющий поселок потянулся полюбоваться на казнь. Константин даже увидел пяток детей лет трех-четырех, которые держались за юбки женщин, и нескольких подростков от тринадцати до пятнадцати. Ну да, телевизора нет, радиовещание наверняка в зачаточном состоянии, если вообще есть, а казнь — фактически культурно-массовое мероприятие.

Про них временно забыли, как и про транспорт. Воронцову надоело стоять, и он уселся на землю прямо у колеса грузовика, на котором их везли. Черен скосил на него глаза, но ничего не сказал. Не пытается бежать его благородие, не нападает, ну и пусть сидит. Аиша, которая оправилась от контузии, пристроилась рядом, а скоро к ним и Кин присоединился. Так и сидели втроем, наблюдая за приготовлениями к казни. Для приказчика и ведуньи — привычное дело, а вот Константину зрелище было в новинку, как-то не казнят в двадцать первом веке преступников прилюдным повешением. Не сказать, что оно ему нравилось, ему были чужды либеральные взгляды, и когда в двадцать третьем вернули смертную казнь, он был доволен. Правда, не знал, что через два года его самого приговорят к смерти, заменив ее на роль лабораторной крысы. Но он все равно не жалел, и спокойно принял бы смерть, как принял то, что его размажет по бетонному коридору, как и всех, кто был до него. Здесь же это было нормой, и мерить аборигенов по себе не имело никакого смысла, оставалось принять, что сейчас семь человек просто повесят, без суда и следствия.

Надо сказать, механизм повешения был отработан, вот только виселица была одна, и представление грозило затянуться. Двое бандитов приволокли откуда-то небольшую лесенку-подставку метра два высотой, этакий мобильный эшафот, затем ловко накинули на перекладину петлю, закрепив другой конец на скобе, вбитой в столб. Для новой командирши вынесли резной стул, установив его на высоком крыльце самого большого и аккуратного дома, сам трон не чета, конечно, тому, что валялся разбитым в княжеском дворце, но вполне себе красивое кресло, которое и заняла пока еще безымянная дама с черно-синими волосами.

— Черен, а как нашу новую хозяйку зовут?

Бандит оглянулся, убеждаясь, что все смотрят в сторону виселицы и никто не видит, как непочтительно обратился к нему пленник, не получив за это наказания.

— Авия, подстилка Соловья, которому твой приятель сердце вырвал. Кстати, не факт, что она простит приказчику барона его убийство.

— Благодарю, — ответил Воронцов, услышав все что хотел. Авия так Авиа.

Кин же остался совершенно равнодушным к той части разговора, где говорилось про то, что могут и отомстить за то, что он Соловья-разбойника грохнул. Ну, или делал вид.

— Интересно, Ваш сиятельство? — склонившись почти к самому уху, спросил Кин. — Смотрите, как будто впервые.

— Не помню, — в очередной раз соврал Константин, но было ощущение, что приказчик ему уже совсем не верит.

Казнь Воронцову не понравилась, хоть и не было у него жалости к тем, кто убил людей, с которыми он путешествовал, и сам бы он их грохнул без каких-либо вопросов, но вот смотреть, как бьется в петле человек со связанными за спиной руками, увольте. Но он смотрел. Толпа дружно ахала, когда очередного бандита сталкивали с помоста. Шея сломалась только у одного — самого крупного, килограмм, наверное, сто тридцать весил. Остальные медленно задыхались, пачкая портки. Пять минут, и на помосте новая жертва местной судебной системы. Держались казненные по-разному. Двое скулили, валяясь в ногах у бывших дружков, умоляя пощадить. Их пришлось волочь. Четверо, молча, взошли на эшафот с храбростью обреченных. Последним вешали Ждана, тот ругался, рвался, материл всех, проклинал, полный набор. Прежде, чем его отправили в полет, он плюнул в сторону Авии и как-то затейливо ее обозвал, но слышно было плохо.

Новая командирша своры отнеслась к этому равнодушно, лениво махнула рукой, и бугай с силой толкнул Ждана в спину, и уже через три секунды тот забился в петле. Он умирал дольше всех — толстая шея, которую он еще и напрягал. Пять минут он хрипел, дрыгая кривыми ногами. Наконец, все кончилось, тело унесли, народ начал расходится, и Авиа вспомнила о пленниках и их конвоире. Она пристально посмотрела на Черена, потом махнула рукой, подзывая. Тот кивнул и легонько пихнул вытянутую ногу Кина.

— Подъем, и топаем к крыльцу.

Пленники, звеня кандалами, встали на ноги и медленно двинулись в указанном направлении.