На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Он первый вошел в проходную. Там дежурили два эсэсовца и большая ученая овчарка. Охранник заглянул в пропуск инженера, вернул его и скользнул руками по карманам Краснитского. В этот самый острый момент Георгий спокойно заговорил по-немецки о том, что вблизи завода шляются двое подозрительных, весьма похожие на партизан. Глинский и Подобед стояли в очереди за инженером, раскрыв пропуска. Эсэсовцы встревожились от сообщения Краснитского. бегло ощупали карманы его друзей и, пропустив всех троих на территорию завода, выскочили из проходной посмотреть на подозрительных незнакомцев.

Подпольщики быстро прошли в цех и спрятали взрывчатку в намеченном тайнике. Охрана их не вернула и к инженеру не придиралась: у каждого служащего завода могут возникнуть подозрения, которые не обязательно подтверждаются. Главное - вовремя сигнализировать обо всем германским чинам.

В течение дня Подобед, Глинский и Вислоух заложили в станки заряды, каждый с двумя капсюлями для верности. После смены Григорий сказал командиру группы:

- Утром выводи ребят и семьи в лес. Прихватите моего батю. Ночью взорву.

- Почему не сегодня?

- Сегодня мы и без того много чего сделали, да еще приду я на ночной ремонт - как бы не сорвалось.

- А Вислоух и Глинский вдвоем не заступят на работу?

- Заболели. Скажи Фрике, жаловались на желудочные боли.

- Попробуем, Гриша. Давай, рисуй ночной пейзаж фюреру.

- А ты остаешься?

- Остаюсь, Григорий.

- Так просто или дело есть?

- Так просто. Меня-то не заподозрят, я шишка на ровном месте.

- Не говоришь - и не надо. Правильно делаешь.

Друзья обменялись рукопожатием и разошлись.

В шесть утра по берлинскому времени Глинский, Вислоух с семьей, отец Григория вышли за город. В недалеком лесу их ждали разведчики спецотряда, чтобы проводить в лагерь.

Подобед прилежно отработал смену, вернулся домой, а ночью опять появился в проходной. Эсэсовцы посмотрели на часы, внимательно прочли круглосуточный пропуск Григория, тщательно его обыскали. Подобед был скучен, равнодушен и даже для правдивости зевнул: уж эти сверхурочные! А немцам сказал на ломаном их языке:

- Арбайт. Ремонт. Приказ шеф Фрике!

Охранники вспомнили, закивали головами - был такой разговор, как же. Однако Григорий почувствовал, когда вышел от них, что в спину ему посмотрели долгим жестким взглядом.

- Уж и опасливы зверюги, шиш проведешь,- сказал он сам себе, пересекая двор. Шагал неторопливо, продолжая играть роль ленивого русского. А июньская ночь коротка... В цеху осмотрел, в порядке ли заряды, капсюли, бикфордовы шнуры. Все на месте и в боевой готовности. Теперь надо запереть наглухо дверь, чтобы никто случайный не помешал. Только подумал на эту тему, как в цех вошли эсэсовцы. Впереди бежала ученая овчарка, вывесив наружу слюнявый язык.

- Ой ты, милый кабыздох! - сказал Григорий и подумал, что пистолет из-за голенища ему не успеть выхватить.

Собака остановилась перед ним и ждала, когда подойдут охранники. Подобеду надоело думать о провале, предательстве, застенках, СД и прочих отвратительных предметах. Он закурил, облокотился на станину и почувствовал у локтя масленку. Взял масленку и стал лить масло в пазы, куда его лить вовсе не следовало, но рабочее состояние, ощущение дела, хотя и бессмысленного с точки зрения технологии, успокоило его, он почувствовал уверенность в ослабших было руках. А когда из бесконечности к нему приплыли эсэсовцы, он уже работал вовсю. Ученая собака перестала рычать, не замечая более в его движениях нервозности. Когда они подошли вплотную, Гриша им сказал:

- Станок любит ласку, чистоту и смазку.

Эсэсовцы, видя старательную работу, проговорили "гут, гут", обошли все пролеты и повернули назад. Овчарка бежала за ними расслабленно, как дворняжка, наевшаяся картошки.

- Как хорошо,- промолвил тихо Подобед,- что тебя не выучили на запах тринитротолуола. Называется высшее собачье образование. Сейчас вы исчезнете, а я вам такую руссиш швайн запаяю, что сразу станет ясно, кто из нас дурак.

Они исчезли. Григорий накрепко запер дверь. Вынул пистолет из сапога и засунул его за пояс. Закурил, приложил сигарету к бикфордовым шнурам, те затеплились, огоньки побежали к детонаторам. Взглянул на часы, до взрыва двадцать минут. Пора уходить. Через окно.

В детстве он приходил к отцу в этот цех и порой покидал его через окно, спрыгивая с двухметровой высоты. Как бежит время и какими странными спиралями повторяются события! Было детство, были шалости и мечты о подвигах. А сейчас он не чувствует возвышенности своего поступка. Только очень жаль этот старый, отцовский и свой личный цех. Ну, фашисты, до чего довели человека!

Голова легко прошла в оконный переплет, а плечи застряли. Река времени утекла с тех пор, когда он свободно проскальзывал сквозь эту раму, которая наглухо вделана в оконный проем. Сильно вырос во все стороны маленький Гришка. Неужели надо взрываться? Жаль, ведь в лесу еще так много дел.