На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Когда приехал генерал, гости расселись за столами. Холеный полковник поднял крохотную коньячную рюмку и стал произносить тост. Капитолина не понимала всех слов, но знала, что речь его так же самодовольна и лжива, как он сам. И еще она радостно и ясно сознавала, одна из всех находившихся здесь, что у него это последний приступ риторики и что многие из его коллег, сидящих справа и слева, тоже в последний раз слушают столь милые их сердцу лающе-картавые фразы. Больше у них ничего не будет, только дикий грохот и белая вспышка, которые продлятся долю секунды…

На улице раздался гудок автомобиля.

Капа, как была в крахмальной наколке и миниатюрном передничке, выскочила из столовой и впрыгнула в машину. Михаил дал газ, через несколько минут они были у Капиного дома и грузили маму, сестренок и вещи. Где-то в предместье их нагнала сильная звуковая волна, они оглянулись и увидели красно-желтый столб пламени над университетским городком. Но последний контрольный пункт машина уже миновала.

У кромки леса Иванов остановился. Из-за деревьев показались Гуринович и Воронков.

— Кубе там? — был их первый вопрос.

— Не пришел, товарищи, — виновато ответила Капа, как будто гауляйтер не явился на банкет по ее оплошности. Оперативники чертыхнулись.

— Ничего, не мы, так другие, — сказал Гуринович. — А ты, Капитолина, молодец. Это твоя мама? Мама! Ваша дочь — замечательный диверсант!

— Господи! — перепугалась мать.

— Да я в хорошем смысле, в советском. Только что она взорвала фашистское сборище. Завтра будем знать результат.

Взволнованная событиями дня, пожилая женщина так в точности и не поняла, о чем идет речь, и только горестно прошептала:

— Что это делается на белом свете! Уму непостижимо…

Назавтра в отряде стало известно, что в столовой СД было убито 16 и ранено 32 офицера гитлеровской службы безопасности.

Следующую аналогичную операцию осуществила по нашему заданию подпольная группа Константина Мурашко.

Рая Волчек славилась в Минске красотой. Была она очень молода, перед войной окончила среднюю школу. Эвакуироваться не успела и долгое время нигде не работала, замуж не выходила, жила у родителей. От большинства девушек и молодых женщин времен оккупации отличалась тем, что не скрывала своей привлекательности, не надевала рубище, не пачкала лицо сажей. Ходила по улицам гордо и смело, как в добрую мирную пору, носила лучшие платья и модную прическу.

Никто, однако, не мог бы упрекнуть ее в легкомыслии. Оставшиеся в городе парни по-прежнему обожали Раю на расстоянии, и даже наглые, развязные оккупанты не смели подступиться к ней. Впрочем, она стала осторожна и не появлялась в рискованных местах, а вечером и вообще не выходила на улицу.

На втором году войны Раиса Волчек неожиданно для всех посетила биржу труда и высказала желание работать на благо великой Германии. Немецким чиновникам польстил визит столь обаятельной девушки. Они могли бы послать ее на черную работу, как делали это со многими молодыми белорусками, не имевшими специальности или даже вопреки их профессии, но чиновники решили заслужить благосклонность начальства и предложили Рае должность официантки в офицерском ресторане-казино. Оно лишь недавно открылось на Советской улице, неподалеку от Раиного дома.

Девушка засомневалась, справится ли с такой работой и придется ли ей по душе публика.

— Знаете, близко от дома, очень удобно… Да не выношу я пьяных солдат, приставаний и вообще кабака.

Чиновники были покорены ее откровенностью.

— О! Нихт зольдатен! — затараторили они наперебой. — Официрен! Дойче официрен нихт пьяный, как швайн.

— Честно?

— Честно! Честно!

— Убедили, — закончила торг Раечка и улыбнулась от всей души.

Служащие биржи были довольны сделкой.

На поверку, разумеется, ресторан-казино оказался самым вульгарным кабаком, с диким пьянством, развратом и пошлейшей эстрадной программой. Его часто посещали офицеры, едущие с фронта или на фронт, терять им было нечего, и они ударялись в разгул со всей искренностью смертников.

Нелегко пришлось Раечке в этой атмосфере, однако она выдержала и не сбежала, к удивлению всех ее знакомых.

— Откуда у нее такое упорство? — поражались они. — Школа, чистая юность, родительский дом и вдруг — пьяная фашистская преисподняя…

Никто не подозревал, что Рая сама удивлялась своей почти необъяснимой стойкости и терпеливости. Как выяснилось позднее, для этого все-таки имелись веские причины.

Она в совершенстве овладела профессией официантки, была приветлива и мила с посетителями, умела мягко избавляться от бесчисленных поклонников. Немецкая фрау, начальница казино, благосклонно относилась к способной славянке и нередко поручала ей обслуживание старших офицеров в отдельном кабинете.