На трудных дорогах войны. Подвиг Одессы

То, что адмирал Кузнецов, исходя из обстановки, за три дня до нападения фашистской Германии повысил готовность флотов, а в ночь нападения, используя введенную им два года назад систему оперативных готовностей, с помощью короткого сигнала привел флоты в полную готовность, ставит его на особое место в ряду руководящих военных кадров. И никакие эпитеты превосходной степени не будут преувеличением при оценке этой личности.

Во втором часу ночи пришла вторая телеграмма наркома ВМФ. В ней говорилось, что в течение 22–23 июня возможно нападение врага. Оно может начаться с провокаций. Не поддаваться на провокации, могущие вызвать осложнения; быть в полной готовности встретить внезапный удар немцев и их союзников.

Позже мы узнаем, что такую осторожную телеграмму с оговорками Н.Г. Кузнецов составил в точном соответствии с телеграммой наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генштаба Г.К. Жукова, посланной в военные округа по указанию, которое они получили. Такая телеграмма не могла не вызвать глубоких раздумий: встретить, но не поддаваться.

После изготовки к бою томительно потекло время. Все в напряженном ожидании. Три ноль-ноль. Как током пронзил всех первый доклад береговых постов наблюдения о шуме моторов в воздухе с морского направления. Шел первый вал войны.

На всю жизнь врезался в мою память день 22 июня 1941 года. Я почти дословно помню все сказанное тогда Октябрьским, Елисеевым, Ерещенко. Оперативный дежурный флота Рыбалко, получив в 3.07 первый доклад о шумах моторов, тотчас доложил командующему.

– Есть ли наши самолеты в воздухе? – спросил Октябрьский.

– Флотских самолетов нет, по армейским оповещения не было. Сейчас идет еще доклад: шумы моторов неизвестных самолетов приближаются. Какие будут приказания для открытия огня?

Можно представить состояние Филиппа Сергеевича. Впервые в жизни он сталкивался с такой ситуацией. До этого он получал запреты на открытие огня по немецким самолетам во избежание осложнений с Германией и провокаций. Может, это и есть провокация? Пройдут над Севастополем и уйдут? Может, это армейские бомбардировщики авиакорпуса полковника В. А. Судеца из Запорожья, часто совершавшие тренировочные дальние полеты в море через Крым? Оповещение о них могли не получить, они могли уклониться от курса, а мы их собьем? А может, это нападение Германии? И как все это увязать с двусмысленной телеграммой наркома? И Октябрьский, держа в одной руке эту телеграмму, а в другой – телефонную трубку прямого провода с ОД флота, терзался. Во всех случаях не сносить головы: и когда откроешь огонь по своим, и когда не откроешь огонь по нападающему Велика ответственность командующего флотом за принимаемое решение. Особенно в условиях прежних предупреждений и противоречивых указаний.

Но оперативному дежурному флота, ответственному за происходящее, нет дела до этих барьеров и эмоций комфлота. Он ждет приказа, ибо у другого телефона на прямом проводе начальник ПВО флота полковник И.С. Жилин – тот ждет распоряжений. И Рыбалко вновь налегает:

– Товарищ командующий, как быть с открытием огня?

– Действуйте по инструкции, – ответил Октябрьский.

Елисеев в воспоминаниях замечает: «Поведение Октябрьского вызвано большой ответственностью, связанной с открытием огня, стремлением проявить выдержку и осторожность»[10].

Оператор Ерещенко рассказывал: «Елисеев и я стояли рядом с Рыбалко. Нервы что струны. И наш спокойный и уравновешенный Елисеев, знавший наизусть инструкцию, согласно которой по неизвестным самолетам, пролетающим над Главной базой флота, открывать огонь с разрешения командующего, крикнул, как будто батареи были рядом: “Огонь!” Рыбалко не менее твердо прокричал в трубку начальнику ПВО: “По неизвестным самолетам – огонь!” А тот, тоже пуганный не раз ответственностью за нарушение приказа – не трогать немецкие самолеты, – в ответ: “Вы берете на себя большую ответственность, я записываю это в журнал”. Но Рыбалко уже не смутишь: “Сперва огонь, а потом записывайте куда хотите”».

Сразу вспыхнули десятки прожекторов. В их лучах – немецкие самолеты Хе-111.

В 3.13 первый залп дала 74-я зенитная батарея старшего лейтенанта И.Г. Козовника, которая стояла у Стрелецкой бухты, а вслед за ней открыли огонь батареи старших лейтенантов Печерского, Фастовца, Зернова, Сальникова, Алюшина, Пьянзина, Игнатовича, Юрханьяна, Тизенберга, Еременко и другие из дивизионов Хижняка, Тумиловича, Ребедайло, Сариева 61-го зенартполка, которым командовал В.П. Горский (начштаба – И.К. Семенов). Загрохотали все 48 стволов зенитных батарей ПВО и столько же корабельных. И грянул бой. Первый бой Великой Отечественной войны.

В 3.15 Октябрьский доложил в Москву наркому: «Отражаем налет немецких самолетов». Видимо, Кузнецов доложил правительству, ибо вскоре поступили доклады: «Сбит самолет противника, предположительно два подбито». Позже подтвердилось: противник потерял три самолета.