В этот же день мы ждали и крейсера. И я, уверовав в способности Мушбы и Букин, решил не стеснять их своим присутствием на мостике буксира. По моему приказанию они ввели в порт крейсера «Ворошилов» и «Красный Кавказ». «Ворошилов» подвергся в Новороссийске массированному удару вражеской авиации, и в его корму попали две бомбы. Это новейший крейсер с сильной системой живучести, созданной советской теорией кораблестроения, поэтому корабль и остался на плаву. Но повреждения были настолько серьезными, что только героическими усилиями аварийных подразделений, под непосредственным руководством командира крейсера капитана 3-го ранга Ф.С. Маркова, старпома, старшего инженер-механика и главного боцмана удалось спасти корабль. А здесь его уже поджидали буксиры «Партизан» и СП-Ю (капитан А.М. Оводовский).
Вводить новый крейсер оказалось ненамного легче, чем линкор, хотя он короче и осадка его 7 метров. Но у него винты расположены ниже (глубже) киля – висят, если так можно выразиться, и если он навалится на бровку канала, то борту и днищу ничего особенного не станет, а вот винты можно помять. Об этом были предупреждены все буксировщики. Но все обошлось благополучно, так как включился мощный буксир флота типа «СП».
Крейсер «Ворошилов» – в Южной гавани порта. И после долгой разлуки мы с командиром встретились, как старые друзья. Филипп Савельевич Марков – сильный командир во многих отношениях. Комфлота высоко его ценил. А так как я на многое смотрел глазами Октябрьского, то у нас совпадало мнение; я с большим уважением относился к Маркову. В 1939 году мы вместе служили на бригаде эсминцев: я был начштаба бригады, а он – командир лидера «Харьков». Это был образцовый корабль бригады по дисциплине, организации, чистоте, боевой подготовке. И прежде всего – стараниями командира. Человек он высокого долга – интересы Родины, народа, партии для него превыше всего, и в этом не становись ему поперек.
Его исполнительность и повиновение – неподражаемы, что уже само по себе стало сильной стороной его личности и выделяло в выгодном свете. Бывало, отдашь ему приказание, и можно не проверять исполнение (об этом и сейчас можно только помечтать), ибо он воспринимал приказы начальника как неоспоримые, больше того, как непогрешимые, и они должны выполняться стремительно, в срок и безукоризненно. Он считал проверку исполнения по отношению к себе и ему подобным выражением в определенной степени недоверия к подчиненному, но признавал ее необходимость на данном этапе, пока существует нечеткость в работе кадров, хотя эта проверка страшно отвлекает драгоценное время старшего начальника и его штаба, так нужное для творческой работы. Мы часто с ним вели полезные беседы, и он мечтательно говорил: счастливое то поколение, при котором проверка исполнения изживет себя – отдал приказание и будешь уверен в своевременном его выполнении.
Так как свои суровые приказания Марков непременно подкреплял своей личной большой организаторской работой в обеспечение отданного приказания, подкреплял также большой заботой о людях, вниманием к подчиненным, что само по себе уже взывало к благородным порывам в исполнительности, то все это дало ему моральное право выдвинуть и утверждать девиз: на нашем корабле приказания начальника выполняются бегом и с радостью. Тем более, что сам являл пример исполнительности.
Марков не допускал излишеств – спиртное не употреблял и пьянство искоренял беспощадно. Всегда подтянут, чисто выбрит, в отглаженной, как новой, форме одежды, с отличной строевой выправкой – залюбуешься, когда идет. Величайшего усердия по службе – неизвестно, когда он спал: в постоянном движении по кораблю, в кубриках, на боевых постах, в орудийных башнях и машинах. И частенько в комбинезоне бывал в трюмах – сухо ли, чисто ли там? Сам проверял, не надеясь на корабельную комиссию, состояние переборок на водонепроницаемость. Сам хорошо знал оружие, тактику, морской театр, он многому учил подчиненных. Всем своим обликом и действиями он являл пример, достойный подражания. Подавая добрый пример, требуя от себя, он не щадил вокруг себя никого, кто отходил от святых принципов военной службы, добросовестного служения народу. Все это нужно признать величайшими добродетелями военного человека.
Порой приходилось слышать: Марков чрезмерно крут и резок. Не согласен. Такое говорили от непонимания принципов воспитания, от зависти, из-за личной неприязни, а это неавторитетно. Безусловно, Филипп Савельевич – не сахар и не мед, не из покорно податливых – такие, как я говорил уже, не приносят в дом побед, – бывало, что и он крепко бодался. Человек он сложный, а потому и интересный: с кремневым характером, железной волей и необычайно строгой требовательностью к подчиненным. Пожалуй, он был построже меня. А это как раз и нравилось мне! Нравилось и комфлоту, и наркому, и начальнику Главполитуправления ВМФ И.В. Рогову, поборнику крепкой дисциплины, которая порой хромала на флотах, потому он и был направлен Центральным
Комитетом партии из армии на флот, и он поддерживал таких, как Марков.