На участке неспокойно

— Не волнуйся, сейчас будет все, — заверил оперуполномоченный. Он подозвал мальчишку, по-прежнему следившего за пляской огоньков под самоварами, и что-то тихо сказал ему по-узбекски. Мальчишка часто закивал головой и исчез в чайхане. — Давай посидим пока на супе. Эта проклятая кража отняла у меня все силы. Если и дальше придется так работать, то я, наверное, сойду с ума.

— Не сойдешь, — засмеялся Сергей.

— Тебе легче, — почесал затылок Лазиз.

— Не легче, чем тебе.

— Это только так кажется.

— Может быть, поменяемся местами?

— Ладно, ладно… Обиделся? Ты не обижайся. Всем тяжело. Работа у нас такая…

Сергей был в милицейской форме, Лазиз — в застиранных серых брюках и голубой рубашке. Старики, прекратив свой нескончаемый разговор, смотрели на обоих слезящимися глазами.

— Ага, вот и Юлдаш-ака! — воскликнул Лазиз.

Сергей обернулся — к ним, улыбаясь приветливой,

радушной улыбкой, шел грузный мужчина в халате. У

него было широкое лоснящееся от пота лицо, на котором, как два черных мотылька, топорщились густые брови.

— Салам аллейкум, Лазиз-ака. Яхшимисиз? — приложил он правую руку к сердцу.

— Салам, Юлдаш-ака, салам. Чаем угостишь? Это мой друг, — указал Лазиз на участкового. — Сергей Голиков.

— Здравствуйте, — протянул руку чайханщик. Он глядел на Сергея исподлобья внимательными, настороженными глазами, словно хотел узнать, что это за человек.

— Пойдемте, у нас мало времени, — поторопил Лазиз.

— Пойдемте, пойдемте. Мархамат, — гостеприимно проговорил Юлдаш-ака.

Они зашли в чайхану, пересекли ее неширокий, полутемный зал с глиняным полом, вышли из зала в другую дверь, за которой оказалась небольшая, обросшая густым хмелем площадка.

Площадка была сооружена над речкой у двух столетних дубов. На ней стоял деревянный топчан, такой же, какие находились перед чайханой, только с новым, более толстым ворсяным ковром. На ковре с трех сторон были аккуратно сложены тугие плоские подушки.

— Пожалуйста, прошу вас, — указал Юлдаш-ака на топчан.

— У тебя здесь, как у аллаха за пазухой, — весело проговорил Лазиз. Он быстро снял туфли и, забравшись на топчан, облокотился

противоположный берег реки, за которой далеко-далеко расстилалось хлопковое поле. По нему, будто кузнечик, двигался колесный трактор. На горизонте, там, где поле сливалось с небом, тянулся вверх острый шлейф пыли — там, должно быть, шла автомашина.

Юлдаш-ака оказался гостеприимным хозяином. Он заставил топчан подносами, на которых, дразня аппетит, лежало столько сладостей и фруктов, что хватило бы на десять человек.

— Ешьте, ешьте! Вы у меня редко бываете. Ешьте, Сергей-ака, — радушно потчевал Юлдаш-ака.

2.

— Расскажи мне о себе, — попросил Лазиз. — О чем вы говорили с Якубом Панасовичем? Разговор с Абдурахмановым меня не интересует. Вчера вечером он такой нагоняй мне устроил, что вспомнить страшно. Его злит, что я не нашел преступников. Можно подумать, что мне это приятно… Ладно, молчу… Рассказывай!

— Собственно, мне нечего тебе рассказывать, — следя за тем, как Лазиз разламывал лепешку, произнес Сергей. — Ты уже все знаешь… Я часто вспоминаю время, когда Якуб Панасович стал начальником отделения уголовного розыска, — задумался участковый, — ты не позабыл, какой он был тогда? Неразговорчивый. Хмурый. Беспрерывно дымил трубкой. В отделе было тяжелое положение. Преступления совершались почти каждый день. Бывший начальник ОУР чуть не плакал. Я знаю, он делал все, чтобы ликвидировать преступность… Только, наверное, одного старания мало. Нужен еще талант.

— Талант и любовь к делу! — вставил Лазиз, стараясь угадать, куда клонил Сергей.

— Сейчас о нашем отделе заговорили, как о лучшем, — тем же тоном продолжал Сергей. — О нас написали в газете. Недавно хвалили на коллегии Министерства. Наверно, занесут на республиканскую Доску почета. Количество преступлений уменьшилось, раскрываемость уже увеличилась вдвое. Я верю, придет время, когда у нас не останется ни одного нераскрытого преступления. Мы поднимем все старые дела и исправим ошибки прежнего начальника уголовного розыска.

— Нам бы раскрыть магазинную кражу — уныло протянул младший лейтенант.

— Магазинную кражу раскроем вместе, это нетрудное дело… В последнее время повсюду, где бы о нас ни говорили, только и слышно имя подполковника Абдурахманова… «Благодаря его умелому руководству…», «В результате его замечательного организаторского таланта…», «Потому что он умеет подойти к каждому человеку…», «Ему не свойственно чувство высокомерия…» Честное слово, меня от этих слов тошнит. Все же это неправда! В том, что наш отдел вышел в передовые, заслуга не одного Абдурахманова, а всего коллектива!.. Хотя, Лазиз, мне кажется, что нас иногда незаслуженно хвалят.

— Ты это брось.

— Нет, Лазиз, я совершенно серьезно говорю. Ты смотри: факты аморальных проступков у нас имеются, нарушения служебной дисциплины имеются, извращения приказов и распоряжений Министерства имеются, нарушения соцзаконности имеются.

— Кто же виноват в этом?