На углу, у Патриарших...

— Это без меня, — отмахнулся Вешняков. — Пусть Мишка не перебивает, Сергей Васильевич, а то собьюсь. Днем я вокруг мотался, а к вечеру, когда музей закрывается, я завалился к дружку в сторожку, из которой вид — лучше не надо. Так вот, вчера, сразу же после закрытия, как только в сторожку явился мой жаждущий дружок, подкатывает к музею «мерс»-шестьсот с вальяжным пассажиром на борту. Высокий, седоватый, элегантный до невозможности. А директор Коломиец уже на крыльце его встречает. Пробыл этот господин в музее часа два, а потом отбыл.

— Ну, и почему это главное? — удивился Лепилов.

— Ты дослушай, дослушай. По-моему, Сергей Васильевич, я этого господина узнал, но стопроцентную гарантию дать не могу, — Вешняков вытянул из нагрудного кармана штормовки клочок бумаги. — Вот номер «мерса».

Никольский взял бумажку, глянул и тут же в ярости разорвал.

— Я правильно догадался? — спросил Вешняков. — Тарасов?

Вместо ответа на этот вопрос Никольский распорядился:

— Вы все в «Паккард», а я на «БМВ» с Анатолием Яковлевичем, — он положил руку на плечо Вешнякову. — Ты хорошо поработал, да и помотался достаточно. Отдыхай. И Шевелев пусть отдыхает. Миша, ты с Андреем — ко мне.

Анатолий Яковлевич блаженствовал за рулем «БМВ».

— Если уж разобью свою тачку, так разобью сам. — Как ни странно, он был очень доволен, говоря это.

— А то давайте я поведу, — предложил Никольский. — Вы, наверное, устали.

— Намекаете, что я старый. А я не старый, — бодро заявил ювелир.

— Вы молодой и работоспособный, — польстил Никольский. Помолчал и вдруг выпалил: — У этого Барсукова — четыре дня!

— Да, если стразы через три дня получит, — кивнул Анатолий Яковлевич.

— Пусть получит, — разрешил Никольский.

— А я через два дня их должен получить? — быстро спросил Анатолий Яковлевич. — То-то вы весь день вокруг да около ходите.

— И ходил бы дальше, если б не одно обстоятельство. На горизонте появился… — Он неожиданно перебил сам себя: — Нет, не на горизонте появился! Из вонючей норы выскочил гаденыш, способный на все! Он сам прокручивает это мерзкое дело.

В квартире Никольского хозяин сидел в кресле, а начальник отделения подполковник Котов валялся на диване-кровати, который уже был превращен просто в диван.

— Ты как Валерий Брюсов, — сказал начальнику подчиненный, — который в одной из своих статей написал: «Боюсь, что из Маяковского ничего не получится». После этого Маяковский любил изображать сценку: среди ночи в холодном поту просыпается Брюсов с душераздирающим криком: «Боюсь! Боюсь!» Все домочадцы сбегаются: «Что случилось, Валерий? Чего так испугался?» А он в ответ: «Боюсь, из Маяковского ничего не получится!» Так вот, из Маяковского получилось, и из Никольского кое-что получится.

— От скромности ты не умрешь, — хмыкнул Котов.

— Не умру, — согласился Никольский.

Котов вскочил с дивана, прошел к окну.

— Мы нарушаем все, что можно и нельзя. Дело не наше, территория не наша, а главное — компетенция не наша! — Он волновался, и было отчего.

— Можешь еще одно обстоятельство добавить: своего агента я в свидетели не отдам, — подлил масла в огонь Никольский.

— Вот видишь! Тогда у нас совсем ничего! — воскликнул Котов.

— За исключением Тарасова, — возразил Никольский.

— Достал он тебя… — покачал головой Слава.

— А тебя не достал?! — тотчас вскинулся Сергей.

Не ответил Котов на глупый вопрос. Заговорил о другом:

— Ты знаешь, сколько я задниц вылизал, чтобы все твои спектакли оформить? Знаешь, сколько я на чистом глазу начальству лапши на уши навесил?

— Спасибо, — серьезно произнес Никольский.

— А если неудача? — резко бросил Котов.

— А если землетрясение? — Никольский встал, нахально пропел речитативом: — Эх, начальничек, ключик-чайничек, отпусти на волю.

— Ты уже начал, мерзавец, — догадался Котов.

— Ребята уже на месте, — подтвердил Никольский.

— А я тебе разрешил?! — снова крикнул Котов.

— Разрешил. По глазам вижу — разрешил! — хохотнул Никольский.

Подполковник помолчал, отвернувшись к окну, затем опять взглянул на майора.

— Когда?.. — Котов не окончил вопроса: Никольский все понял.

— Мы сегодня в ночь, — ответил он, — а они, по всем расчетам, завтра днем. Зал-то закрыт на ремонт.

Сторож-кассир жарил рыбу и философствовал, не оборачиваясь к Вешнякову:

— Ты, Петя, все кричишь: демократия, капитализм, частное предпринимательство! Ладно, кричи. А я что вижу? Был богатый коммунист, а теперь он богатый капиталист. Возьми, к примеру, нашего Ваньку — директора. Был секретарем райкома комсомола, зарплата по ведомости двести рублей, а жил, как заведующий столовой. Стал директором музея, всего на триста рублей больше меня получает, а живет, как новый русский. Вот такой, выходит, капиталист-коммунист.

— А если он просто жулик? — спросил Вешняков.

— Все жулики, — многомудро заметил сторож-кассир. — Только один может украсть, а другой не может.

— Долго твою рыбу ждать? — прервал его излияния Вешняков. — Уже налито.

— Рыба не моя, а твоя. — Сторож оторвался от плиты и подошел к столу. — Первая и под зеленый лучок пройдет…