На углу, у Патриарших...

Михаил Абрамович обернулся к Стасу.

— Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?

— Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! — заявил тот на голубом глазу.

— С каких это дел?! — возмутился Михаил Абрамович.

— «Спартачок»-то выиграл. — Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.

— Попал, попал, — пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. — А принес-то что?

— Клевера.

— Покажи.

Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.

— Неплохой Клевер, — оценил тот полотно. — Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?

— А сколько дашь, Миша? — хитро прищурился Стас.

— Любую половину того, что запросишь, — Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.

— Тогда две тысячи баксов, — объявил цену Стас.

— Не наглей, Стае. Пятьсот! — предложил Михаил.

— Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! — уперся Стас.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь! — возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. — Семьсот пятьдесят, — надбавил тем временем Михаил.

— Миша, на днях у меня будет Маковский, — сообщил Стас заговорщически.

— Жанр? — заинтересовался Михаил Абрамович.

— А что же еще? — пожал плечами Стас.

— Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, — вздохнул Михаил.

— Ладно. Только ради тебя! — заверил Стас. Они ударили по рукам.

Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.

— Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, — сказал он. — У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба — в доле.

— А если продавец ненадежный? — прищурился Стас.

— Смотря что продает, — промолвил Михаил рассудительно. — К раритетам не подходи, а так приноси — посмотрим.

— И даже резаные? — почти прошептал Стас.

— Вот это не надо! — всполошился Михаил Абрамович. — Сегодня одна идиотка — перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке. Разворачивает, а тут экспедитор, шофер. Я ей сразу: «Иди отсюда, Тамара, и больше мне такого не предлагай…» Береженого Бог бережет.

— А небереженого конвой стережет, — закончил за него Стас.

Скромный темно-серый «жигуленок» подрулил к подъезду громадного престижного дома: Михаил Абрамович после трудов праведных прибыл домой. Забрав с заднего сиденья покупки в ярких пластиковых пакетах и заперев машину, он вошел в первую дверь подъезда и крикнул в домофон:

— Софа, открывай!

Во второй двери щелкнуло. Михаил Абрамович, толкнув ее плечом (руки были заняты), оказался в вестибюле и увидел у лифта ожидавшего его Никольского.

— Давайте познакомимся, Михаил Абрамович, — предложил Сергей. Он был приветлив и спокоен. — Я майор Никольский из уголовного розыска.

И достал удостоверение. Михаил Абрамович смотреть его не стал.

— Не надо. Я по вашему лицу понял, откуда вы. Так что вам от меня нужно?

— Я хотел, чтобы вы посмотрели эти фотографии, — ответил Никольский и протянул Михаилу Абрамовичу пачку снимков.

— Тогда подержите мои сумочки.

Никольский держал сумки, а Михаил Абрамович тщательно рассматривал фотографии. Досмотрел и снова сложил в пачку.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Никольский.

— Замечательные картины. Я бы их с удовольствием приобрел.

— Вы хотите сказать, что никогда не видели ни одной из них?

— Я этого не говорил, — Михаил Абрамович спокойно и безошибочно вытянул из пачки один снимок. — Вот эту я видел.

— Кто вам ее приносил?

— Откуда вы знаете, что мне ее приносили? — насторожился старик.

— Слишком много людей при этом присутствовало, — пояснил Сергей. — Люди любят поговорить за рюмкой водки, за чашкой кофе. А мы коллекционируем интересные истории.

— Понятно. Я свидетель? — уточнил Михаил Абрамович.

— Зачем? — искренне удивился Никольский. — Вы шепнете мне на ухо адресочек Тамары, и мы разбежимся.

— Я вам верю, — и, поняв Никольского буквально, Михаил Абрамович зашептал ему на ухо.

В распахнувшихся дверях лифта появилась дама в халате.

— Миша! Ты меня хочешь убить! Я думала, у тебя инфаркт!

Никольский вежливо поклонился даме, передал Михаилу Абрамовичу сумки и направился к выходу. Глядя ему в спину, Михаил Абрамович сказал жене:

— Тебе надо лечить нервы, Софа. Мы с молодым человеком говорили об искусстве.

— Он что, искусствовед? — фыркнула Софа.

Хлопнула входная дверь: Никольский ушел. И тогда Михаил Абрамович ответил:

— Да, искусствовед в штатском.

У приличного кооперативного дома стоял «рафик» с зашторенными окнами. В полутьме салона, загроможденного аппаратурой, сидели за узким столом двое скучающих парней и играли в коробок. Вдруг раздался тихий-тихий телефонный звонок. Парни прекратили игру. Второй звонок, третий…

— Алло? — произнес ленивый женский голос.

— Тамарочка, здравствуй. Это Нина. Как мои дела?

— Принесли, принесли тебе шубу. Красоты неземной. Обалдеешь!

— Дождись меня обязательно! Я буду через двадцать минут.

В динамике звякнуло, и снова наступила тишина. Парни возвратились к коробку. Он взлетал и шлепался на стол. Снова зазвонил телефон. Второй звонок, третий…