На улице, где ты живёшь (На нашей улице)

Он еще не сказал Натали, что три месяца назад решил продать ресторан. Роберт не сомневался, что жена не дала бы ему покоя своими расспросами: нашелся ли покупатель, а если нет, то почему? А потом снова бы пустилась твердить, что покупка его в свое время была безумием.

Вчера ему звонил агент по продаже недвижимости. Рестораном заинтересовался Бонетти, некогда содержавший «Плавник и клешню», четырехзвездочное заведение на севере Нью-Джерси. Бонетти продал его и теперь скучал без дела. Здесь речь шла не просто об интересе, а о реальном предложении.

«Когда я продам ресторан, все наладится», — убеждал себя Фриз.

— Ты собираешься налить себе кофе или так и будешь стоять с чашкой, Бобби? — насмешливым тоном осведомилась Натали.

— Налью, пожалуй.

Он знал, что Натали опротивели перепады его настроения, но она редко жаловалась. Она выглядела великолепно даже со сбившимися волосами, без макияжа и в старом халате, который он терпеть не мог.

Наклонившись, он поцеловал ее в макушку.

— Спонтанное проявление нежности? Что-то я давно такого не наблюдала, — сказала Натали насмешливо.

— Я знаю. Просто у меня много забот. — Он решил все-таки рассказать жене о полученном предложении. — Я выставил «Бродягу» на продажу. И уже нашелся покупатель.

— Бобби, это замечательно! — Натали вскочила и обняла мужа. — Ты вернешь свои деньги?

— Большую часть, хотя придется поторговаться.

Говоря это, Боб Фриз знал, что принимает желаемое за действительное.

— Тогда обещай мне, что, как только сделка осуществится, ты продашь этот дом, и мы уедем в Манхэттен.

— Обещаю!

"Я сам хочу уехать отсюда, — подумал Фриз. — Я должен уехать отсюда! "

— Думаю, нам лучше выехать пораньше на эту службу. Ты не забыл?

— Нет-нет, я помню!

"... А после службы мы поедем к Лоуренсам, где я не был с того самого вечера, когда мы так много говорили с Мартой.

А потом мы поедем к Стаффорду, где за нас снова примется Дагган и будет расспрашивать, что мы делали после вечеринки".

Боб Фриз боялся того, что его ожидало.

Беда в том, что он помнил вечеринку, но не то, что за ней последовало. Наутро с ним опять случилось это. Он пришел в себя только под душем в ванной. Руки у него были в земле, а джинсы и футболка в грязи, насколько он мог сейчас припомнить.

В то утро он собирался поработать в саду. Это было его хобби, и за этим занятием он обычно успокаивался.

«Я уверен, что работал в саду в то утро, — повторял он себе, одеваясь. — Это я и скажу Даггану».

29

Как он и обещал, в субботу утром в десять сорок Уилл Стаффорд заехал за Эмили. Она ожидала его внизу, сумка и перчатки лежали на столике у зеркала. Удачно вышло, что она захватила с собой строгий костюм в черно-белую клетку, так как все остальные ее туалеты были слишком неофициальными.

Очевидно, вкус Уилла был сродни ее собственному. В прошлую среду во время подписания договора на нем была спортивная куртка, сегодня он выбрал темно-синий костюм, белую сорочку и неброский синий галстук.

— Вы очаровательны, — сказал он. — Как бы я хотел, чтобы у нас был другой повод принарядиться.

— Я тоже.

Он сделал жест в сторону двора:

— Я вижу, яму засыпают. Полиция убедилась, что больше здесь ничего не найти?

— Да, так они мне сказали.

— Слава богу! Однако, нам пора.

Эмили взяла сумку и включила сигнализацию. Уилл улыбнулся.

— У меня странное ощущение — мне кажется, что я вас все время подгоняю. Третьего дня мы приезжали сюда, чтоб еще раз взглянуть на дом. Если бы вы знали, что произойдет, вы бы отказались от покупки?

— Хотите верьте, хотите нет, но такая мысль мне и в голову не приходила.

— Ну, вы меня успокоили.

Когда они спускались по ступенькам, Уилл взял ее под руку, и Эмили сразу же ощутила почти безмятежное спокойствие.

"Вот, оказывается, чего мне не хватало в эти беспокойные дни, — подумала она, — мужской поддержки! "

Эта мысль вызвала у Эмили улыбку.

Уилл открыл дверцу, и Эмили села в машину. Странная мысль вдруг пришла ей в голову: она подумала, что предстоящая служба будет поминальной не только по Марте Лоуренс, но и по Маделайн.

Когда машина тронулась, она поделилась с Уиллом своим ощущением, добавив при этом:

— Знаете, мне казалось, что присутствовать на поминальной службе по девушке, которую я никогда не знала, это что-то вроде подглядывания в замочную скважину. Мне было как-то неловко участвовать в этой церемонии, но сейчас все совсем по-другому.

— В каком смысле по-другому?

— Я верю в вечную жизнь, верю в то, что рай существует. Мне хочется думать, что эти две молоденькие девушки, вероятно, ужасно напуганные в последние мгновения своей жизни, ушедшие из жизни с интервалом в сто лет, — они теперь вместе, как говорит Священное Писание, «вместе в светлом и мирном».

— А где, по-вашему, их убийца? — спросил Уилл. — И каков будет его удел?

Эмили изумленно на него уставилась.

— Уилл, вы, наверное, хотели сказать «убийцы»?! Два разных человека.

Уилл рассмеялся.

— О боже, я заговорил, как эти ненормальные писаки! Конечно, я хотел сказать «убийцы». Двое. Множественное число. Один уже давно в могиле. Другой, возможно, где-то здесь.