А приходить такие мысли стали после внезапного и странного визита Ермолая Емельяновича. Как-то летом Ермолай Емельянович побывал в гостях у Владимира Михайловича. Был этакий стремительный набег поздно вечером и мгновенное исчезновение ранним утром. Что за дела?.. Поговорить даже толком не успели. Очень странное посещение. Вот и вспоминать начал, от случая к случаю, разумеется, и Ермолая Емельяновича, и Оксану, и Богдана, и проводы, и застолье, которое теперь почему-то представлялось грустным. Настороженные глаза гостей? Но это же глупости. Не может Владимир Михайлович точно помнить, какие там у них были глаза. Ни к кому он не присматривался, да и не мог присматриваться. Он чувствовал себя дома, а дома нормальные люди не выискивают поводы для анализа. Все это так… Но застолье у Ермолая Емельяновича припоминалось все чаще.
Владимир Михайлович даже вздрогнул, когда услышал спокойный властный голос:
— Ваши билетики.
Возле них стояла контролерша в черном мужском пиджаке с острыми длинными лацканами. На отвороте блестел не то какой-то юбилейный значок, не то служебный жетон. Она ловила «зайцев», и Владимир Михайлович подумал: судя по всему, это опытный «охотник».
Автобус огибал озерцо. Свет в салоне еле брезжил, было его ровно столько, чтобы пассажиры не садились друг на друга. Поэтому можно было разглядеть за окном очертания берега, такого пологого, что казалось — вода лежит прямо на земле огромной каплей. Подальше от края густой щетиной торчала осока, а в небесах все ярче разгорались звезды.
— Следующая наша, — сказал Володя, вставая.
Владимир Михайлович опять посетовал:
— Идем с пустыми руками, может, хоть где-то что-то раздобудем? Давай остановим такси, я слышал, у них бывают бутылки.
— Да бросьте… Мы пригласим их на завтра и скажем, чтобы тоже приходили с пустыми руками.
— А у нас, действительно, посидеть бы надо.
Они пересекли крохотную рощицу — пожалели строители, не вырубили, — поднялись в лифте на пятый этаж.
— А дом еще новый, — заметил Владимир Михайлович.
— Не такой уж новый. Когда мы заселялись, он уже стоял. А мы заселялись когда? Пять лет назад, вот и считайте.
— А сохранился… Надо же… И в лифте ни одной надписи.
— Кооперативный, не государственный. Присматривают за своей собственностью.
— Да-а…
Они нашли нужную дверь, позвонили. Хозяева жили, видимо, не суетно, сломя голову открывать не мчались. Но вот послышалось бренчанье дверной цепи, и в образовавшуюся щель они увидели Оксану. Дверь тут же захлопнулась и открылась по-настоящему.
— Какая радость, какое счастье, — стала говорить Оксана. — Мы так часто вспоминаем вас.
Владимир Михайлович обнял ее, Володя стоял рядом.
— Не вижу хозяина, — сказал Владимир Михайлович.
— Ермолай звонил, скоро подойдет, — ответила Оксана, поправляя прическу.
— Поди, из театра звонил?
— Нет, из мастерской.
— А при чем здесь мастерская, он же хормейстер, — удивился Владимир Михайлович.
— У него теперь хобби — он делает мебель.
— А мастерская откуда?
— Купили гараж. Пока машину ждем, он его приспособил под мастерскую.
— А телефон в гараже?
— О-ой, — засмеялась и всплеснула руками Оксана. — Кто бы мне ответил на этот вопрос. Господен дар, Владимир Михайлович, господен дар.
— Понятно, — сказал Владимир Михайлович; необычное выражение «господен дар» щекотнуло слух, но он тут же вспомнил, что Оксана из-под Лодзи.
— Вот, нагрянули, — сказал Владимир Михайлович. — Как-то неожиданно получилось. Мы хотели бы вас на завтра…
— Это чудесно, что неожиданно, — не дала договорить ему Оксана. — Мы не знали, что вы приехали, мы хотели сами сходить за Володей и его супругой. Видит бог, вы просто облегчили нашу задачу.
— Ну спасибо! А у вас в прихожей что-то изменилось. Только не пойму, что.
— Мы повесили два этих олимпийских плаката — Москва-80. Смотрите, какая прелесть. Один из учеников подарил Ермолаю. Какие сочные краски, правда? Какая глубина! Какая бумага! Видите, наша держава все может сделать, если захочет.
— Это уж точно, на то она и держава, — согласился Владимир Михайлович.
Плакаты были как плакаты, может, чуть поярче, но на то уж и олимпийский год. Однако внимание Владимира Михайловича привлекло другое, и у него сразу испортилось настроение.
Владимир Михайлович увидел свой подарок.
Это могло показаться невероятным, но это было так: кортик лежал на том же месте — у зеркала, перед пустыми флакончиками, рядом с сувенирной клетчатой расческой. И каким-то жалким казался он в своих потускневших, облезлых ножнах, среди всей этой парфюмерной роскоши…
Неужели до него никому не было дела? И места не нашлось достойней? Чертовски обидно…
Владимир Михайлович не умел скрывать свои чувства, лицо его поскучнело. И это тут же заметила Оксана, но, видимо, не поняла, в чем дело. На мгновение она сжала губы, и вокруг них образовались нити вертикальных морщинок — признак твердого решительного характера.
— Что же, дорогие гости, мы стоим в прихожей, — сказала Оксана. — Проходите, только не пугайтесь. Полный беспорядок. У нас большая радость. У нас Богдан вернулся.