На «Варяге». Жизнь после смерти

Осенью 1929 года скорый поезд Южно–Маньчжурской железной дороги подвез меня к станции Чаньчунь. Здесь пересадка на южную ветку Китайской Восточной железной дороги. Сколько лет пропью, что я не видел русских вагонов, и, Боже, какое печальное зрелище предстало передо мною. Когда-то блестящая железная дорога теперь представляла такой контраст с японской Южно–Маньчжурской дорогой. Грязь, окурки, жалкий буфет, угрюмые физиономии железнодорожных служащих. Старые, потертые формы кондукторов, со снятыми погонами. «Завоевания революции» стояли передо мною во всем своем грустном виде. Странно было чувствовать, что все эти люди «советские» подданные, что в сущности я нахожусь почти в советской России. А эта дорога! Она ведь на языке товарищей «показная», заграничная. Какое же жалкое зрелище должны представлять железные дороги там, за рубежом, где царят злоба и ложь.

А между тем прошло всего 12 лет, и все из хорошего стало плохим Знакомые надписи на товарных вагонах «40 человек, 8 лошадей», заглавные буквы на вагонах разных дорог — «Пермская», «Московско–Виндаво–Рыбинская», «Сибирская», «Владикавказская». Но все зашарпанное, замызганное, старое, не ремонтированное.

Поезд тронулся. Меня предупредили, что вся прислуга вагона–ресторана и поезда состоит в «авангарде мировой», все убежденные, «верующие» коммунисты. И что же! Подающий мне на стол китаец, хорошо говорящий по–русски, спросил меня, откуда я еду. Я сказал, что еду из Франции. «Ну как? — спросил я, — легче вам теперь живется, чем было в старое время?» Он посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, точно на человека ненормального. Я молча ждал его ответа Вдруг он отвернулся и с досадой махнул рукой. Этот жест был красноречивее самых ярких слов.

«Станция Харбин», — угрюмо сказал проходящий мимо кондуктор. Старые знакомые слова. 29 марта 1916 года в полночь я услышал их, когда ехал из Петрограда во Владивосток на Отдельный отряд судов особого назначения. Тогда я не обратил внимания на эту станцию, и вот теперь мне суждено здесь сойти с поезда.

На вокзале меня поразил большой образ Святого Николая Чудотворца, в массивной раме. Перед ним горели свечи, и из этого сияния строго смотрели глаза Святителя на проходящую мимо толпу.

«Образ Святого Николая Чудотворца в самом гнезде коммунистического засилия?! Что за абсурд!» — мелькнула у меня мысль. В это время проходящий мимо бедно одетый китаец обратился ко мне на ломаном русском языке: «Вокзала Старик шибко хорош есть. Его шибко помогай». Оказалось, китайцы не дали большевикам убрать этот чтимый всеми образ и он так и стоит до сих пор па Харбинском вокзале.

Русский город после стольких лет скитания за границей! Как радостно, с каким волнением билось мое сердце, когда я очутился в Харбине. Русские названия улиц, русские настоящие, а не походные церкви, звон колоколов и всюду русские лица. Кто из них красный, кто белый, разобрать трудно. Но здесь они живут бок о бок, здесь точно рухнула проклятая стена, разделившая нас.

Однажды пришлось мне провести ночь у моего приятеля, жившего на Чистой улице. Название это казалось насмешкой, ибо в середине этой улицы всегда, даже летом, стояла грязная лужа. Оба мы устали от работы, хотелось спать, но в соседнем домике были слышны крики и шум. Там пировали. «Комсомольская компания, —угрюмо сказал мне мой приятель. — Вечно у них попойки и галдеж, спать не дают».

Крики были громкие. До нас долетали грубые шутки, женский визг. На душе у меня было хмуро, уныло, как уныла была обстановка нашей убогой комнатки. Только бы заснуть, а шум у соседей не дает.

Вдруг там запел недурной тенор… Что такое?.. Точно воспоминание из другого мира. Да конечно, это мне пели, когда я уезжал с «Варяга»…

Там среди Желтого моря

Вьется Андреевский флаг,

Бьется с неравною силой

Гордый красавец «Варяг»…

К голосу пристроился довольно стройный хор:

Бьется с неравною силой

Гордый красавец «Варяг».

«Варяга» нет. За эти годы сметена русская культура, сметено все, что было красивого и тонкого в России. А вот эта песня «Варяга» пережила его и поется подрастающим, одичавшим красным молодняком.

Значит, русская культура не умерла. Значит, ураган, разрушивший все, не смог загасить огня русской правды, русской красоты. Эти комсомольцы, поющие песню «Варяга», напомнили мне варваров, разрушивших Рим.

Римская культура, казалось, погибла, а между тем незаметно она преобразовалась в этой варварской среде и постепенно привела западные народы к блестящей эпохе Возрождения.

Дай Бог, чтобы и наш народ дождался своего возрождения. Не могут, не должны остаться навсегда те грязь и варварство, в которых он теперь находится.

Из далекого прошлого я слышу пророческие слова князя Владимира Красное Солнышко из былины «Змей Тугарин» графа А. К. Толстого.

А если б над нею беда и стряслась,

Потомки беду перемогут!

Бывает, промолвил свет–солнышко князь,

Неволя заставит пройти через грязь,

Купаться в ней — свиньи лишь могут!