На Васильевский остров…

В ту пору я сам пылал ликующим огнем, чуть не ежедневно выдавая новую плавку, так что на отрешенном лике слепца Семенова проступала нежность – не ко мне: что такое личность в сравнении с формулами, которые она творит! «Это будет покрасивее, чем у Черепкова», – я до полуночи благоговейно вникал в черепковский метод, опубликованный в олимпийски недосягаемом журнале «Прикладная математика и механика» («пээмэм», как небрежно бросали посвященные), а часа в три вскочил с колотящимся сердцем, чтобы трясущейся авторучкой проверить внезапную идею, позволявшую упростить Черепкова раз в тысячу. Затем осторожненько, с оглядкой я принялся за матричный метод самого Орлова и, решившись втупую развернуть основной характеристический многочлен, после многих кувырканий обнаружил, что он линеен по управляющим параметрам! Это как если бы у кенгуру вместо кишечника оказалась флей… да нет, флейта пустяк – с линейностью характеристического многочлена не сравнится ничто на свете! Орлов, как танк, прогрохотал над этим подземельем, стремясь захватить побольше территории, а между тем из линейности сразу выводилось, что задача Орлова в условиях неопределенности сводится к пересечению к-мерного (камерного, по выражению Мишки) линейного многообразия с областью Гербовица. Радость вроде бы и невелика, ибо, как выглядит область Гербовица, не знала ни единая душа, но я вырастил пучок кривых (каждый побег – электрический подскок в три часа ночи), которые заведомо ей принадлежали… Достаточные условия пересечения оказались грубоватыми, зато первыми в истории человечества, а при к = n-1 вообще исчерпывающими. «Это имеет смысл опубликовать», – надменно произнес Семенов, непроницаемый, как полинезийский идол.

В те месяцы меня при отменном здоровье беспрерывно мучила одышка от волнения: неужели это я такое ворочу?!. Это и впрямь было недурно при моем тогдашнем невежестве: хваленая линейность легко вытекала из неизвестного мне метода передаточных функций, для построения характеристических коэффициентов я переоткрыл метод Фадеева, вечно осыпанного мелом членкора-скрипача, представлявшегося совсем уж заоблачно интеллигентным, оттого что он не выговаривал согласных этак четырнадцать, центральная кривая воплощала лемму Кацева, вокруг которой Кацев возводил все свои монографии… Но Женька всего этого тем более не знал – и ошеломленно притих, когда характеристический многочлен, на который он попер как на буфет, оказался линейным: это было посильней «Фауста» Гете. (Как раз перед этим я узнал, что «шедёвром» когда-то называли испытательную работу подмастерья для перехода в мастера, и потому с полным правом вывел на своей разваливающейся на части папке надпись: Chef-d'œuvre, побудившую Мишку с демонстративным недоумением приподнять левую бровь.) Я скромно разворачивал перед Женькой одну карту (разведанной местности) за другой, и он сделался почти торжественен. И тут же ринулся… Я интуитивно отшатывался от направлений, не предвещавших никакой красоты, – Женьку не страшили самые безобразные нагромождения (за которые притом никто не мог бы поручиться, что там нет ошибок): на непроницаемом лике Семенова проступала брезгливость. В конце концов он выставил Женьке «хор». Я был доволен, что спас Женьку от Лаврова, но Женька пришел в благородную ярость: как, почему четверка, ведь он, Женька, сделал больше, чем я!.. От стыда (и за себя – кого я привел! – и за Женьку – ведь чем сильнее ты оскорблен чужой оценкой, тем более безразличный вид ты должен принимать!) я тем более не мог выговорить и без того невозможное: «Я разработал весь аппарат, а ты лишь топорно его использовал» – это недоказуемо, это каждый видит (или не видит) собственными глазами. Я вижу, что я привел Женьку к системе тропок, проложенных мною через мною же открытую трясину, а он после этого где-то увяз, где-то накидал штакетников, дверей, матрацев, на которые неизвестно можно ли ступить, – Женька же видит другое… Но незрячий Семенов видел то же, что и я. «Полагаю, я сделал серьезную ошибку, слишком часто ссылаясь на работу моего коллеги!» – наконец надменно отчеканил Женька. «Я прошу рекомендовать к публикации его работу, а не мою», – с усилием выговорил я. «Я рекомендую того, кто этого заслуживает», – отстраненно приговорил Семенов.