На веки вечные

— Что ты перестанешь... заботиться обо мне. Именно так. Таким образом. Ты говорил, что влюбился в меня, что это была любовь по переписке, но значило ли это что-то большее? Я не решалась спросить тебя, потому что тогда я была с Билли, и я... даже не знаю, почему спросила это, почему не...

Она вдруг замолчала, сжала в кулаках мою рубашку — ее переполняли чувства.

— Почему мы потратили так много времени, Кейд? Почему?

— Я не знаю, Эвер. — Я погладил ее по спине, мои руки замерли на ее талии. — Хотел бы я знать. Хотел бы все это время быть с тобой. Я... никогда не переставал испытывать эти чувства к тебе.

Она подняла голову, и наши глаза встретились. Мы все еще лежали на кровати, она была сверху. Ее наполовину расстегнутая рубашка ничего не скрывала, и я видел, что на ней не было бюстгальтера, вообще ничего не было под этим тонким слоем хлопка. Все внутри меня полыхало огнем.

— Какие чувства? Скажи мне, Кейд, скажи, что ты чувствуешь. Мы никогда не скрывали правду друг от друга.

— Но... мы же... мы же не видели друг друга с четырнадцати лет. Или с пятнадцати? Мы ведь и, правда, встречаемся в первый раз. Как я могу... так быстро рассказать обо всем? Как могу тут же все это почувствовать? Это безумие. Это... уже слишком. Голова идет кругом. Я сам иду кругом.

— И я тоже.

Теперь она лежала на мне, обнимая меня и прижимаясь всем телом. Ее обнаженные руки подчеркивали выпуклость груди. Я был зачарован, ее манящие глаза и соблазнительные груди разрывали меня на части.

— Но... все это время, все эти годы мы знали друг друга. Я знаю тебя, Кейден Монро. Я знаю, кто ты. Это правильно, и я этого не боюсь. Я боюсь потерять. Сейчас я боюсь только этого. Потерять тебя. Так что это значит для тебя? Кто я для тебя?

Я открыл рот, чтобы заговорить, но не мог вымолвить ни слова. Я так давно не говорил этих слов. Не говорил никому, кроме мамы и папы.

Глаза Эвер пронзали меня, они сверлили меня, жадно глядели на меня. Они отказывали мне в шансе солгать, поколебаться, уклониться от ответа, постесняться — я мог только все признать, всем рискнуть, обнажить все.

— Это любовь, Эвер, — признание потрясло мое существо до самого основания, — я люблю тебя. С тех пор, как я встретил тебя в Интерлокене, я любил тебя. 

Глава 26

В воздухе стоял сильный запах масляной краски. Кейд лежал подо мной — мускулистый парень, такой большой, просто огромный, такой сильный. Внутри меня все напряглось, еще когда я открыла дверь и увидела, что он стоит там, и его освещает полуденное солнце. На нем были потрепанные джинсы «Levis», которые выглядели так, как будто их действительно очень долго носили — это были не те нарочно порванные, искусственно состаренные джинсы Билли стоимостью сто пятьдесят долларов. Торс Кейдена обтягивала узкая черная футболка, которая не скрывала мускулов. Он был закален работой и потрепан жизнью. Его ладони на моих щеках были грубыми, мозолистыми, как и в моем сне, но такими нежными. Его глаза, цвета чистого янтаря, были, как жидкий огонь, они обжигали, требовали все, что у меня было, все, кем я была, и то же самое давали мне.

Он хотел меня.

Он любил меня.

Он любил меня? Как? Как он мог любить меня? И знать об этом? Я потребовала, чтобы он рассказал мне, что чувствует. А что чувствовала я?

— Я люблю тебя, Кейд, — я не сказала слово «тоже», не то, чтобы я тоже любила его, я просто любила его. Я всегда любила, но по какой-то причине, которую не понимала, и игнорировала этот факт пять лет.

Он весь задрожал, когда осознал это.

— Правда?

Я не могла не рассмеяться, услышав, с каким удивлением и восторгом он сказал это.

— Правда.

— Но почему?

— Потому что наши души предназначены друг для друга. Потому что... после всего, через что ты прошел, всего, что ты вытерпел в жизни, ты все еще здесь. Ты силен. Ты... мой мужчина. Ты талантлив, но скромен. Ты знаешь меня. Знаешь мои секреты. То, о чем я никому больше не могла бы рассказать. Ты был со мной еще с тех пор, как я была ребенком, девочкой, которая познавала саму себя, и теперь я знаю, кто я, и ты — часть этого. Наши письма стали частью меня, частью моего созревания, частью того, кто я есть. Вот почему я люблю тебя.

Это был так легко сказать. Я думала, что будет тяжелее.

На его щеках проступала черная щетина, подчеркивая янтарные глаза. Кожа загорела от того, что много часов он проводил под солнцем, и Кейд смотрел на меня, не отводя глаз. Я могла бы нырнуть туда и утонуть в его взгляде.

Его губы зашевелились, как будто он хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. Однако, все, что я видела, как они шевелятся, немного обветренные и покусанные от того, что он целовал меня, то, как из-за движения лицевых мышц двигалась и щетина. Скулы у него были высокие и крупные, темные ресницы слегка дрожали. Я хотела поцеловать его, поцеловать его нежную кожу под глазами.