– Опять, – вздохнул Филин. То, о чем говорил Ребров, слишком походило на правду. – Это все?
– Практически. Но есть одна деталь. Очень любопытная. Белецкий не получил никакого задания.
– То есть как?
– Ну, перед ним не поставлена задача что-то обязательно найти, непременно выявить вредителей и саботажников. Ему поручено просто – понаблюдать и доложить объективно.
– Интересно – кем?
– Товарищем Молотовым.
Филин остановился, прищурившись, посмотрел на Реброва.
– Вот оно как… То есть за ним не Берия… А ты не допускаешь мысли, что тут дезинформация? А что если Белецкая разболтала это по приказу мужа?
– А смысл?
– Смысл в том, что задание есть. А нас просто хотят успокоить.
– Не думаю.
– Ишь ты, не думает он! А почему это ты не думаешь?
– На самом деле она на нашей стороне.
– Кто она?
– Белецкая. Она за нас.
– Что значит – за нас? Против мужа что ли?
– Нет, просто она считает, что мы здесь в Нюрнберге вместе делаем одно дело и хочет нам помочь… Вот и все.
– Благородно. Эта подруга, которой она все это рассказывает, человек надежный? Ей верить можно?
– Пока не подводила, – туманно сказал Ребров.
«Первое напутствие фашистской партии ее заграничным членам гласило: „Соблюдай законы страны, в которой ты являешься гостем“. Правда, теперь на процессе доказано, что Гесс в своих показаниях опускал вторую часть этого требования: „Пока ты не станешь хозяином“. Деятельность заграничных немцев сводилась к тому, чтобы стать хозяевами в чужих странах».
Глава VIII
Перестрелять без суда и следствия!
В пресс-баре Дворца юстиции из динамиков доносились приглушенные голоса – шла трансляция допроса Геринга. Ребров, сидя в одиночестве, пил остывший кофе. Большинство журналистов были в зале. Все понимали, что в работе трибунала наступил критический момент. Казалось бы, раздавленный, поверженный Геринг позволяет себе пререкаться, причем неслыханно дерзко, как заметил сам Джексон, ни с кем-нибудь, а с самими Соединенными Штатами! Это может привести к восстановлению престижа нацистской идеологии, объяснял он своим сотрудникам, потому что вызывает восхищение у всех нацистов, которых еще полным-полно в Германии. Мало того, Геринг подстрекает и других обвиняемых к подобному поведению. Как стало известно, уязвленный Джексон даже признался, что во время допроса у него «чуть было не возникло ощущение, что было бы гораздо разумнее просто взять их и…» А это уже попахивало нервным срывом.
Тут в бар вошли Пегги и Крафт, увидев Реброва, замахали руками и направились к его столику. Крафт, как всегда, был улыбчив и небрежно элегантен, а Пегги на сей раз щеголяла в костюме то ли туристки, то ли альпинистки. На ней был толстый вязаный свитер, спортивные брюки, заправленные в белые носки, бутсы на толстой подошве. А за спиной даже болтался небольшой рюкзачок, чьи лямки еще больше подчеркивали красивые выпуклости ее груди…
Подойдя к столику, Пегги сбросила рюкзак на пол, шлепнулась в кресло и капризно крикнула бармену:
– Нельзя ли сделать потише эту чертову трансляцию! Не могу больше слышать, как этот хряк Геринг издевается над представителем Соединенных Штатов!
– Могу сделать только потише, – извиняясь сказал бармен. – Мне запрещено отключать трансляцию.
– Ну, хоть это! Мне нужно срочно выпить, иначе я просто взорвусь от возмущения. Нет, сколько спеси, сколько самолюбования! И обвинитель ничего не может с ним поделать!
– Да, наш дружище Джексон, судя по всему, несколько поотвык от резких и хитроумных выступлений обвиняемых, – весело заметил Крафт, пожимая Реброву руку. – Все-таки он только нормальный провинциальный американский парень…
– К тому же его явно подставили, – заметил Ребров.
– Что вы имеете в виду? – не понял Крафт.
– Обратили внимание – когда Геринг очередной раз пустился в пространные рассуждения, а Джексон приказал ему отвечать только «да» или «нет» на конкретные вопросы, ваш судья Биддл наклонился к председателю Лоуренсу и что-то шепнул ему на ухо. И тут же Лоуренс предупредил Джексона, что свидетель может отвечать на вопросы так, как считает нужным… Геринг просто засиял от радости. Ему только это было и надо. Теперь он мог издеваться над обвинителем сколько угодно, ничем не рискуя. И теперь весь мир слушает пространные речи господина рейхсмаршала…
– Да, старина Биддл не очень-то жалует Джексона, – согласился Крафт. – Он считает его речи высокопарными сентиментальными разглагольствованиями. И даже не скрывает этого. Знаете, он отказался от проживания с ним в одном шикарном доме, хладнокровно объяснив, что такое соседство ему совсем не по нраву.