На веки вечные

– Гражданские работники бункера. Потом была мертвая тишина. Не выдержав, я выглянул в коридор и увидел, как Линге и Гюнше, адъютант Гитлера, вошли в гостиную, где находился фюрер. Гитлер сидел на диванчике возле стола, уронив голову на грудь. Рядом с ним сидела Ева Браун, поджав ноги и склонив голову к самым коленям. На ней было синее платье с белым воротничком в форме цветочков…

– Пфеточки, значит… Ты заходил внутрь комнаты?

– Нет.

– Как далеко ты находился от тела Гитлера?

– Метрах в шести.

– Что было потом?

– Мне стало не по себе, я хотел уйти, но потом вернулся. Тело Гитлера уже лежало на полу. Рядом стояли люди из его охраны. Они подняли его и завернули в серое одеяло. Потом они вынесли его через запасной выход. Из-под одеяла торчали его ботинки… Потом ко мне подбежал Рецлав и сказал: «Шефа жгут! Пошли, поднимемся, посмотрим!» Он был очень возбужден, как безумный… Мы все были в таком состоянии…

– И?

– Я отказался наотрез.

– Почему?

– Я… я не хотел это видеть. А потом… Мы там все были просто парализованы страхом. Мы ничего не соображали. Я только помню, что боялся, что «гестапо Мюллер», как мы его называли, пристрелит нас на месте, чтобы не оставалось свидетелей.

– То есть шеф гестапо Генрих Мюллер был в это время там? В бункере?

– Да, я его видел там незадолго до всего этого… Я же говорю, мы в бункере вообще боялись, что секретные службы нас всех перебьют, чтобы замести все следы.

Филин задумчиво помолчал.

– В бункере после смерти оставался еще и Геббельс…

– Да, господин генерал, он жил там с семьей и его дети – их шестеро – бегали по бункеру, смеялись, шалили, и в той обстановке это было жутко… 26 апреля, я хорошо помню этот день, Ханне Райч, она летчик-испытатель, удалось посадить легкий самолет прямо у Бранденбургских ворот на Унтер-ден-Линден…

– Ну да, именно для этого оттуда убрали фонари…

– Я слышал, как Ханна Райч уговоривала жену Геббельса отпустить с ней детей. «Если хотите оставайтесь здесь, – говорила она. – Но при чем здесь дети!» Но Магда сказала, что они с мужем все решили. Что у них есть свои представления о будущем детей… А дети в это время шалили в соседней комнате…

– Когда вы видели Геббельса последний раз? При каких обстоятельствах?

– Мы знали, что он решил покончить жизнь самоубийством в бункере вместе с женой и детьми.

– Убив собственных детей.

– Да, наверное, так будет правильнее. Потому что дети были от четырех до двенадцати лет и ничего еще не понимали. Я же говорю, они все время шалили… Первого мая вечером Магда вышла из своей комнаты, прошла мимо меня, а я сидел у коммутатора с открытой дверью, на глазах у нее были слезы. Потом она села и стала раскладывать пасьянс. А потом из ее комнаты вышел Геббельс… Он стоял и смотрел на свою жену… Спросил: «Что ты делаешь?» Она, не глядя на него, ответила: «Раскладываю пасьянс».

– А перед этим она отравила своих детей. Всех шестерых…

– Да, господин майор. Я не представляю себе, как это можно было сделать!.. А потом к ним зашел Артур Аксман, шеф Гитлерюгенда, и они просто болтали, вспоминали прошлое… А Магда готовила кофе… А дети…

– Дети лежали в соседней комнате, отравленные собственной матерью.

– Да… И тогда я решил уходить. Ко мне подошел Геббельс, и я сказал ему об этом. Он сказал, что все кончено. И пожал мне руку. Первый раз в жизни, раньше такого с ним никогда не случалось.

– Я не стал бы этим гордиться.

– Просто я хочу, чтобы вы мне поверили, господин генерал. Поверили, что я ничего не скрываю и рассказываю только правду… Я попрощался с ним молча. Я был последним солдатом, который покинул это настоящее царство смерти.

– То есть при самоубийстве Геббельса ты не присутствовал и трупов их не видел…

– Нет.

– А Борман? Ведь он тоже был там до самого конца.

– Да. Он собрал группу людей, и они решили пробиваться из Берлина на запад. Там было несколько офицеров, но я не пошел с ними… Я все равно был для них никто – кто я такой? Господин генерал, поверьте, я просто передавал депеши, письма, газеты, работал телефонистом… Мои обязанности заключались в том, чтобы быть под рукой, но всегда незаметно. Я не был членом партии, не входил в гитлерюгенд, я просто выполнял свою работу солдата. Выполнял честно…

– А если бы тебе приказали кого-то убить? – усмехнулся Филин. – Расстрелять?

– Мне не могли приказать такое. Для этого были другие люди. Я же выполнял иные обязанности. Например, разносил рождественские подарки от Гитлера знаменитым людям. Боксеру Максу Шмеллингу, актрисе Ольге Чеховой… Удивительно красивая женщина. Гитлер ее очень ценил…

– А где она живет?

– Кладов, это пригород Берлина, там у нее особняк…

«Вряд ли врет, – устало подумал Филин, – слишком напуган, очень хочет жить. Да и ума в нем не палата, чтобы лгать. Говорит о том, что видел. Другое дело, что видел он далеко не все. Кто знает, что там, в комнате Гитлера, произошло, и чьи ботинки торчали из-под одеяла…»