На веки вечные

В последнее время, благодаря барону, он научился смотреть на происходившее вокруг гораздо спокойнее. Поражение Германии подняло наверх грязную и мутную пену, считал барон, но скоро все уляжется, немцы вспомнят свои извечные национальные добродетели и примутся за работу. Ситуация полной катастрофы и национального унижения, как после Первой мировой войны, когда Германию топтали, поставив на колени, не повторится. Американцы вовсе не стремились превратить Германию в «картофельное поле», потому пришли к выводу, что ее полный крах послужит на пользу только России. Больше того – мощь Германии очень скоро может понадобиться Западу для уравновешивания неимоверной советской мощи. Так что Германия не будет уничтожена, ей дадут подняться, а дальше будет видно. Сегодня никто не может сказать, каким будет новый послевоенный мир, ясно только, что это будет противостояние Запада и Советов. Оно уже идет и с каждым днем набирает силу. И только предстоящий процесс над нацистской верхушкой пока объединяет их…

– Вы Олаф Тодт?

У его столика стояла молодая темноволосая девушка в наглухо застегнутом плаще с решительно сжатыми губами. Ее можно было бы назвать хорошенькой, если бы не чрезмерно суровое, даже ожесточенное выражение болезненно бледного лица.

– Допустим.

– Я – от Гюнтера.

– А где он сам?

– Скоро будет.

– Отправил вас на разведку, – усмехнулся Олаф. – А сам сидит в засаде…

Девушка его шутки не оценила, она смотрела на него холодными глазами, изредка бросая настороженные взгляды по сторонам.

– Садитесь, – кивнул на стул Олаф. – А то вас примут за проститутку, набивающую цену.

Девушка села.

– А я что, похожа на проститутку? – без особого интереса спросила она.

– Не очень. Хотя сегодня слишком много немок, которые ведут себя именно так…

– Я не из них.

– Это я понял. Как вас зовут?

– Гизела.

Около их стола возник хозяин с двумя полными кружками в руке.

– То самое, – многозначительно сказал он, поставил кружки на столик и почтительно удалился.

– Попробуйте пиво, – предложил Олаф. – Не пожалеете.

Девушка ничего не ответила, но пива отведала. Она была чертовски неразговорчива. И к тому же сильно занята какими-то своими мыслями. Как это и положено фанатику. Интересно, какие у них отношения с Гюнтером и что их связывает?

За соседним столиком какой-то пожилой господин грохнул пустой кружкой по столу и громко воскликнул:

– Разве это пиво? Это же вода!.. До чего довели Германию эти нацистские мерзавцы! Когда же, наконец, русские и американцы вздернут их? Пусть поболтаются на виселицах!

Гизела бросила на мужчину быстрый взгляд. И взгляд этот был полон презрения и ненависти, отметил Олаф. Видимо, девушка прошла школу гитлерюгенда и поработали там с ней на совесть…

– Привет, Олаф! Рад тебя видеть, дружище.

Перед ним стоял Гюнтер Тилковски. Он был в пальто с поднятым воротником и шляпе, надвинутой на глаза.

– О господи, ты похож на американского шпиона! – засмеялся Олаф.

– Я бы им стал, да не знаю, возьмут ли меня, – хмыкнул Гюнтер, усаживаясь напротив него.

Он взял полную кружку и отхлебнул большой глоток.

– Ого, вот это пиво! Обычно здесь подают полное дерьмо. Такое же дерьмо, как вся Германия теперь!.. Впрочем, у вас там во Дворце юстиции, наверное, пиво всегда настоящее?

Олаф согласно кивнул.

– Нам надо поговорить с глазу на глаз.

– Не думаю, что Гизела нам помешает, но… Раз уж ты так хочешь…

Гюнтер повернулся к Гизеле:

– Иди погуляй, я скоро вернусь.

Гизела все с тем же непроницаемым лицом встала и вышла из пивной.

– Где ты сейчас живешь? – поинтересовался Олаф.

– Да какая разница! – отмахнулся Гюнтер, снова припадая к кружке. – Ну, у Гизелы. И что из этого? Ты давай говори, что тебе надо.

– Я хочу знать, что ты собираешься делать? У меня есть сведения, что готовится акция…

– А я тут при чем?

– Брось, Гюнтер, я говорю серьезно. Ты хочешь освободить жирного Германа и компанию…

Гюнтер наклонился вперед и с вызовом сказал:

– Нет, Олаф, я хочу показать этим американским воякам, что они в Германии, а не у себя в Алабаме. Я хочу показать им, что Германия еще жива, и в ней есть люди, с которыми надо считаться. Есть у меня такие мысли.

– И как ты намерен это сделать?

– Как? – Гюнтер помолчал. – Ты же знаешь, что о таких вещах не болтают посторонним. Но Олафу Тодту я могу это сказать… Если Олаф Тодт продаст меня, значит, мне нечего делать на этом свете. А план очень прост. Мы проникнем во Дворец юстиции, возьмем заложников из американцев или англичан и потребуем взамен освободить пленных…

– Ты уверен, что это стоит делать?

Гюнтер со смаком допил пиво.

– Уже все решено. Неужели ты думал, что Гюнтер Тилковски будет смирно перебирать кирпичи и выпрашивать бесплатную похлебку? Ну и к тому же, на проведение этой акции нам выделены хорошие деньги. Если все пройдет успешно, нас сразу же переправят в Южную Америку.

Олаф помолчал.

– А Гизела?

– Она со мной. Она часть нашего плана. Важная часть. Я знаю ее давно.

– Она что – фанатик? Поклонница фюрера?

– Она немка и любит Германию.

– Понятно. Школа гитлерюгенда…