На веки вечные

Когда смотришь на скамью подсудимых, невольно возникает сравнение с открытым вольером зоологического сада, куда из темных клеток выпускают на дневной свет диких зверей. Они теперь безопасны, можно без страха изучать их ужимки, но мороз проходит по коже, если подумать о возможной встрече с этими опасными хищниками, когда они были на свободе и, оскалив зубы, выходили на добычу.

Роман Кармен, газета «Известия», 28 ноября 1945 года

Глава XI Я жил в другом мире

Ливший с утра мелкий бесконечный дождь, походивший на туман, прекратился, и выглянувшее солнце залило пустынный пригород Нюрнберга ослепительным светом.

Ребров остановил машину у скромного особнячка, казавшегося под солнцем декорацией на театральной сцене.

– Вот и приехали, – повернулся он к Ирине, сидевшей рядом. – Кажется, здесь.

Они выбрались из машины и какое-то время просто стояли, пораженные тишиной, покоем и отсутствием страшных черных развалин, к которым так привыкли глаза в центре Нюрнберга.

– Как тихо и красиво, – вздохнула Ирина. – Как будто нет никакого трибунала, никаких нацистов, лагерей… Ничего.

Ребров подошел к калитке, позвонил. Через несколько томительных минут из дома вышел высокий худой мужчина в просторной вязаной кофте с длинными седыми волосами. Когда он, тяжело передвигая ноги, подошел к калитке, стало видно, что он уже совсем старик. Но горбоносое лицо с изрезанными морщинами щеками было значительно и по-своему красиво, словно на рисунке Дюрера.

– Чем обязан? – церемонно спросил он. В глазах его было знакомое беспокойство, с каким большинство немцев смотрело на своих победителей.

– Господин Гланц? – подчеркнуто вежливо осведомился Ребров.

– Совершенно точно.

– Мы – журналисты, аккредитованные на процессе.

– Американцы? – спросил Гланц, внимательно оглядев Реброва и задержав взгляд на Ирине.

– Нет. Мы из Франции.

– Вот как. Из Франции… А чем я могу быть вам интересен, господа?

– Господин Гланц, многие люди считают Адольфа Гитлера вашим учеником и последователем…

Гланц покачал головой. Было непонятно, соглашается он или протестует.

– Нам бы хотелось узнать ваше мнение о том, что произошло с немцами и Германией?

– Давно уже никого не интересовало мое мнение о немцах и Германии, – словно разговаривая сам с собой, пробормотал Гланц. – А зачем это вам?

– Нам кажется, сейчас очень важно разобраться во всем, что произошло с Германией и немцами. И возможно ли повторение?

– Ну, если вам угодно… Хотя, как вы понимаете, этот разговор не доставит мне удовольствия. Но вы – победители сегодня…

Старик открыл калитку и пригласил Реброва и Ирину в дом.

Он провел их в типичный кабинет книжного человека – массивный письменный стол у окна, прикрытого тяжелыми шторами, стены плотно увешаны старинными картинами и оружием. Гланц сел в кресло с высокой прямой спинкой, Ирина и Денис устроились на громоздком и неудобном диване.

– Простите, мне нечем вас угостить, – развел руками старик. – Итак, с чего начнем?

– Видимо, с вашего знакомства с Адольфом Гитлером, – предложил Ребров, раскрыв блокнот.

– Ну, конечно… Но он не был тогда тем Гитлером, которого сегодня знает весь мир. Он был совсем молод, придавлен бедностью, даже нищетой, но его очень интересовала история, вернее, мир древних германцев, их верований, законов…

– Простите, а почему он пришел именно к вам? – спросила Ирина.

Гланц посмотрел на нее с укоризненной улыбкой.

– Потому что это был мой мир. Я был один из тех, кто его увидел в своих мечтах. Увидел, а потом рассказал о нем другим немцам.

– А с чего началось ваше увлечение древними германцами? – решил уточнить Ребров.