В конце 1944 года де Голль совершил поездку в Советский Союз. Прежде всего, он хотел установить контакт со Сталиным. Главной целью было подписание союзного договора между СССР и Францией. Де Голль говорил, что необходимо «восстановить в какой-либо форме франко-русскую солидарность, которая соответствует естественному порядку вещей. Как перед лицом немецкой угрозы, так и перед лицом попыток установить англо-американскую гегемонию».
Глава VII
Женщина мечты для тех, кого ждала смерть
Зал на третьем этаже нюрнбергского Дворца юстиции выглядел даже не строго, а мрачно, если не зловеще. Темно-зеленый мрамор на стенах, закрытых панелями темного дерева, даже на взгляд казался пронизывающе холодным, все окна были плотно зашторены, чтобы в зал не проникал дневной свет.
На специальном возвышении был установлен длинный стол для судей Трибунала, за их креслами — большие государственные флаги стран-победительниц — СССР, США, Великобритании, Франции.
Скамья подсудимых в два ряда располагалась в другом конце зала напротив, так что судьи и подсудимые постоянно смотрели друг на друга. За подсудимыми стояла целая шеренга американских солдат в белых касках, белых портупеях с дубинками в руках. Перед ними, словно защищая от судей, на скамьях в три ряда нахохлились адвокаты, в черных и лиловых мантиях очень похожие на стаю воронов.
Ребров, провозившийся с очередной шифровкой от Гектора, к началу первого заседания опоздал. Он пробрался на гостевой балкон, когда Главный американский обвинитель Джексон уже говорил.
— Господа судьи! Честь открывать первый в истории процесс по преступлениям против всеобщего мира налагает тяжелую ответственность. Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся…
Приподнявшись на носки, чтобы лучше рассмотреть Джексона, Ребров вдруг заметил в первом ряду гриву Пегги, которая сегодня была в военной американской форме. Положив руки на барьер, она внимательно смотрела в зал. И что удивительно, рядом с ней было пустое кресло.
Денис, не долго думая, пробрался вперед и нахально уселся рядом с Пегги.
— Здравствуйте Пегги, — негромко сказал он, наклоняясь к ней. Его сразу обдало волной дорогих духов. — Что-то мы с вами давно не виделись…
Он еще говорил, но уже понимал, что рядом с ним не Пегги. Это была сама Марлен Дитрих, о прибытии которой на процесс взахлеб писали все газеты. Она посмотрела на него с веселым изумлением. Ребров закашлялся от смущения.
— Простите, госпожа Дитрих… Я ошибся. Я принял вас за другую женщину…
Марлен даже руками всплеснула от удивления.
— Давненько меня ни с кем не путали. Это даже интересно!
— Извините еще раз.
Дитрих, не сводя с Реброва глаз, вдруг достала из нагрудного кармана тюбик с пастилками, положила одну в рот, другую протянула ему. Ребров благодарно кивнул и послушно принялся жевать. Пастилка была мятная.
«Ну, ты даешь, — думал Ребров, — не узнал саму Марлен Дитрих, всемирно известную кинозвезду». Кстати, ее, урожденную немку, пытался уговорить вернуться в Германию даже лично Риббентроп, будучи министром иностранных дел, но она просто выставила его и демонстративно отказалась от германского гражданства. А когда началась война, отправилась на фронт петь для американских солдат, которые ее обожали. Она была женщиной мечты для тех, кого ждала смерть.
— Это судебное разбирательство приобретает значение потому, что эти заключенные представляют в своем лице зловещие силы, которые будут таиться в мире еще долго после того, как тела этих людей превратятся в прах, — говорил Джексон. — Они в такой мере приобщили себя к созданной ими философии и к руководимым ими силам, что проявление к ним милосердия будет поощрением того зла, которое связано с их именами…
— Послушайте, а вы кто? — весело спросила Дитрих, когда в заседании был объявлен перерыв.
— Меня зовут Денис Ребров. Я из делегации СССР.
— О, русский! А почему вы не в мундире? Другие русские в своих мундирах с золотыми погонами выглядят так, как и подобает победителям. Вы что — не воевали?
— Воевал, но сейчас…
Но Марлен не слушала его. Она была занята своими мыслями.