На веки вечные. И воздастся вам…

Затем началось последнее заседание. Скамья подсудимых была пуста. Они появлялись из тьмы бесшумно открывающейся двери по одному в сопровождении конвоиров в белых касках, и каждому председатель суда лорд Лоуренс зачитывал, какая мера наказания ему отпущена.

Первым ввели Геринга.

«Обвиняемый Герман Вильгельм Геринг, Международный военный трибунал приговаривает вас к смертной казни через повешение»…

Постскриптум

«Случилось так, что мне было поручено провести на Нюрнбергском процессе последний допрос. Это был допрос свидетеля Вальтера Шрайбера, профессора германской военно-медицинской академии, бывшего генерал-майора, специалиста по гигиене и бактериологии. Он рассказывал о подготовке германским главнокомандованием бактериологической войны с помощью возбудителей чумы и опытов над живыми людьми».

Георгий Александров, начальник Следственной группы при главном обвинителе от СССР на Нюрнбергском процессе

Глава XX Когда все кончено

Барон и Олаф ужинали вдвоем как в старые добрые времена. Стол был тщательно сервирован — белоснежная скатерть, туго накрахмаленные салфетки, старинный форфор и серебро, прекрасное вино, изысканные блюда, которые подавал старый вышколенный слуга…

— Итак, смертная казнь через повешение для одиннадцати, — хладнокровно сказал барон, откладывая в сторону газету.

— А для остальных — пожизненное заключение или тюрьма на двадцать лет, — уточнил Олаф.

— Да-да, я помню, — рассеянно повертел в руке тяжелую вилку барон.

— Приговоренные к повешению направили апелляцию в Контрольный совет по Германии с просьбой заменить повешение расстрелом… Геринг, правда, не стал этого делать.

— Думаю, просто понимает, что это бесполезно.

— Но за него это все-таки сделал адвокат.

— Бесполезно, мой мальчик, это уже бесполезно. Дело закрыто. Я получил сообщение из Лондона… Лейбористское правительство рассмотрело на внеочередном заседании вопрос о ситуации в Нюрнберге.

— И?

— И член Контрольного совета, Главный маршал авиации Великобритании Дуглас, получил секретную телеграмму: не удовлетворять никаких прошений и не допускать никаких изменений в приговорах. Англичане не собираются прощать Герингу «ковентризацию».

— «Ковентризацию»?

— Ну, ты помнишь, как люфтваффе Геринга снесли к черту город Ковентри ударами с воздуха? С тех пор орлы Геринга очень полюбили этот термин — «ковентризация». Им это казалось очень забавным. Не знаю, как сейчас.

— Но ведь потом был Дрезден, когда англичане снесли город, в котором в отличие от Ковентри не было военных заводов, — решил напомнить Олаф.

— Да, — согласился барон, — там вообще никого не было, кроме беженцев. Но об этом должны помнить мы — немцы. А англичане помнят про Ковентри.

— Русские тоже настроены непримиримо.

— Разумеется. Меня беспокоит другое. Мы перестали получать информацию из Москвы. Боюсь, наш агент там раскрыт. Так или иначе вопрос с казнью Геринга закрыт. Его повесят. Остается другой вопрос: мы поможем рейхсмаршалу Герингу избежать позора петли?

— Этот американский паренек, с которым мы работаем, сказал, что он уже передал Герингу ручку.

— Ему можно верить?

— Он так влюблен в эту шлюшку, что готов на все. Но стопроцентных гарантий успеха я дать не могу.

— Значит, узнать, прошло ли все удачно, мы сможем лишь после казни. Что ж, пусть рейхсмаршал молится и надеется на лучшее. Лучшее для него теперь — избежать позорной петли. Это все, что у него, одного из правителей тысячелетнего рейха, осталось…

Барон поправил тугую белоснежную салфетку.

— А мы с тобой будем ужинать. Нам потребуются силы для работы на благо Германии. Немало сил.

Барон поднял бокал с вином, полюбовался глубоким рубиновым цветом, вдохнул аромат виноградных гроздьев, наполненных светом солнца и благотворными соками земли. Это был запах жизни, которая продолжалась несмотря ни на что, жизни, в которой он еще не сказал своего последнего слова. А главное — у него есть Олаф, молодой и сильный, которому можно доверить продолжение дела.

Постскриптум