На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки

Глава VII Зов с того света

По коридорам тюрьмы расхаживали американские часовые в касках, время от времени заглядывая в камеры, которые освещались через дверное окошко лучом прикрепленного снаружи к двери фонаря. Заглянув в камеру Лея, часовой увидел, что тот не спит, а мечется в беспокойстве по камере и что-то непрерывно бормочет про себя.

– Schlafen! – по-немецки приказал часовой. И добавил по-английски: – Sleep!

Лей обернулся, безумными глазами уставился сквозь окошко на часового.

– Спать?.. Спать! Как я могу спать?

Еще раз приказав Лею лечь в кровать, часовой отправился к другим камерам. Остальные заключенные уже спали, послушно, как положено по распорядку, положив руки поверх одеяла. Лишь Кейтель спал, натянув одеяло на голову. Часовой постучал в дверь и строго прикрикнул: «Hand!»

Кейтель понятливо перевернулся на спину, положил руки поверх одеяла и снова закрыл глаза.

Часовой, удостоверившись, что все в порядке, двинулся дальше. Оказавшись рядом с напарником, который ходил по другой стороне коридора, лениво спросил:

– Как твои? У меня один скачет по камере, как наскипидаренный!

– Господи, как они мне надоели, эти рожи! – выругался напарник. – Какого черта нас сюда загнали? Ребята давно уже дома, в Америке, купаются в славе, все девчонки виснут им на шею, а мы следим за этими уродами!..

– Зато потом будем рассказывать, как пасли всю фашистскую шайку, – успокоил его первый охранник. – Эх, жалко Гитлера здесь нет! Было бы забавно понаблюдать за этой обезьяной. Обязательно нашел бы возможность плюнуть ему в рожу. А потом бы рассказывал об этом всем в Кентукки, представляешь!

– Да, это было бы здорово.

Посмеявшись, часовые разошлись. Дойдя до камеры Лея, часовой заглянул в окошко и не увидел заключенного – кровать была пуста. Пошарив фонарем по камере, часовой обнаружил Лея сидящим на унитазе. Брезгливо сплюнув, американец двинулся дальше.

Вернувшись через какое-то время к камере Лея, он обнаружил того по-прежнему сидящим на унитазе.

– У моего, похоже, понос, – криво усмехнувшись, сообщил часовой напарнику. – Видать, обделался от страха.

– Эй, заключенный! – крикнул часовой в окошко. – Отправляйся спать!

Ответа не последовало. Лей сидел, не шелохнувшись с запрокинутой головой. Изо рта у него что-то торчало.

– Что-то случилось! Зови капитана! Срочно!

Через минуту в коридор вбежал дежурный офицер. Отчаянно ругаясь, он открыл дверь камеры Лея. Тот все так же сидел на стульчаке, изо рта у него торчали какие-то тряпки, а шея была обмотана еще влажным полотенцем, которое при высыхании сжалось и удушило его. Расталкивая солдат, в камеру ворвался взъерошенный полковник Эндрюс…

Проснувшиеся из-за шума и топота в коридоре заключенные лежали в своих камерах, напряженно вслушиваясь в каждый звук.

Утром не выспавшийся, раздосадованный полковник Эндрюс, уже получивший нагоняй от начальства, держал ответ перед толпой взбудораженных сенсацией журналистов, которых в Нюрнберге с каждым днем становилось все больше. Кулаки, которыми он сжимал свой любимый стек, даже побелели от напряжения.

– Отныне за каждой камерой будет круглосуточно следить персональный часовой, – рассказывал Эндрюс об изменениях в режиме содержания, которые он разработал после самоубийства Лея. – Заключенный будет все время на наших глазах. Повторение инцидента с Леем абсолютно исключается. Наблюдать за камерой непрерывно крайне утомительно, поэтому наши солдаты будут меняться чаще, чем обычно.

– Говорят, вы ввели слишком жестокие правила?

– Задайте этот вопрос оставшимся в живых узникам Освенцима, – зло парировал полковник. А моих клиентов регулярно осматривают военные хирурги, медсестры, стоматологи. Среди них не только американцы, но и четыре немца. Что же касается условий нахождения в тюрьме… Брат Геринга, этого главного преступника, который находился здесь в качестве свидетеля и был отпущен, официально обратился ко мне с просьбой вернуть его в тюрьму, настолько условия здесь лучше тех, в которых живут немцы за ее стенами.

– Вы разрешили ему вернуться?

– Вопрос этот решаю не я. Но со своей стороны, я рекомендовал отказать ему – пусть живет так, как живут сейчас те, кем он помыкал и кого довел до нынешнего состояния.

– Полковник, вы никогда не называете своих подопечных военнопленными. Почему?

– Статус военнопленных в тюрьме сохраняется за теми немцами, кто работает в тюрьме и не проходит в качестве обвиняемых. Остальные для нас только заключенные, обвиняемые в самых страшных преступлениях в истории человечества.

– Другие заключенные уже знают о самоубийстве Лея?

– Разумеется, такое событие не утаишь.

– И как они отреагировали?

– Как? Геринг сказал: «Слава богу!»

– Неужели он так именно сказал?

– Да, именно так. И добавил: «Этот придурок нас только осрамил бы!» Вот присутствующий здесь мистер Джилберт может рассказать об этом подробнее.

Джилберт, стоявший за спиной Эндрюса, шагнул вперед.