На веки вечные. Свидание с привкусом разлуки

– Это сотрудник Международного военного трибунала. Он русский, но здорово говорит по-немецки. Генерал Донован разрешил мне взять его с собой в качестве переводчика и представителя союзников. У вас же тут нет никаких секретов, которые он мог бы разнюхать?

– Кроме толпы пленных разбойников в черном, у нас тут никого нет.

– Вот как раз на них я и хочу посмотреть. Они не очень страшные?

– Сейчас они тихие, мэм. Хотя черт его знает, что у них на уме! Секундочку, мэм, я позвоню коменданту лагеря, предупрежу его о вашем приезде.

Офицер отправился в дзот, а Ребров с подчеркнутым почтением посмотрел на Пегги.

– С вами действительно открыты все двери.

– Американцы любят знаменитостей и очень уважают прессу, – объяснила Пегги. – А у меня есть имя. Но, уверяю вас, мне пришлось потрудиться, чтобы его заработать.

Рыжий офицер вылетел из дзота и, взяв под козырек, доложил, глядя на Пегги влюбленными глазами:

– Можете следовать, мэм, комендант ждет вас.

В лагерь вели тяжелые ворота, сделанные из толстых металлических листов. Проверяя документы, часовые с удовольствием перебрасывались с Пегги незамысловатыми американкими шуточками. Оставив машину у ворот, Пегги и Ребров вступили на территорию лагеря для военнопленных. Навстречу им уже спешил полноватый офицер с добродушным, красным от восторженного усердия лицом.

– Мисс Батчер! Бог мой! Комендант лагеря майор Стивен Макбрайд. Для меня большая честь видеть вас у себя в гостях.

– Зовите меня просто Пегги, майор, – Пегги была по-королевски великодушна и снисходительна. – Знаете, а ведь я еще никогда не была в лагере для военнопленных…

– Я вам сейчас все покажу, мэм. Тут есть что посмотреть. Эти чертовы тевтоны умели наводить порядок.

– Здесь ведь был во время войны немецкий концлагерь, – уточнил Ребров. – Для советских пленных…

– Не только советских. Они сгоняли сюда всех. Собственно, с тех пор тут мало что изменилось. Вот дом, в котором я работаю и живу. Тут же жил мой предшественник немец. Скотина, каких поискать.

Они вошли в большой кабинет, обставленный солидной мебелью.

– Я тут ничего практически не трогал, – обвел руками кабинет комендант. – Все так и было при Гитлере. Я только выкинул на помойку портрет этого сумасшедшего и повесил вместо него портрет президента Трумэна… Ну и наш флаг, разумеется…

В углу комнаты, на специальной подставке действительно возвышался звездно-полосатый флаг.

– Чай? Кофе? Виски? Джин? – комендант посмотрел на Реброва и добавил: – Водки?

– Виски, – усмехнулся Ребров. – С содовой и льдом.

– А мне кофе, – приказала, вальяжно раскинувшись на кожаном диване Пегги. – И кто же сейчас содержится в вашем лагере, майор?

– Сейчас преимущественно эсэсовцы, мэм. Дивизия «Эдельвейс». Их оказалось видимо-невидимо поблизости. Их вылавливают в лесах, подвалах и привозят к нам. Мы их тут охраняем.

– И много их тут?

– К сожалению, не могу назвать совершенно точные цифры… Мы просто не успеваем вести точный учет. Но много. Честно говоря, удивляюсь, откуда их столько берется!

– Вы не боитесь, что они могут сбежать?

– Сбегут? Куда? Зачем? Чтобы голодать, как шакалы, в лесу?.. А тут у нас приличное питание, согласно Женевской конвенции им выдается солдатский рацион. Есть врачи, которые лечат раненых и больных…

– Тоже немцы?

– Разумеется. Где я возьму для них американцев? Администрация лагеря заботится о времяпрепровождении заключенных, – бодро докладывал майор. – По субботам и воскресеньям – концерты, которые они устраивают собственными силами. Три раза в неделю кино…

– И что вы им показываете?

– Американские фильмы. А перед ними, как положено, документальные ленты о преступлениях фашистов. Жуткое зрелище. Я сам не могу это видеть.

– И как они на них действуют?

– Честно говоря, не производят особого впечатления, – удрученно сказал комендант. – Многие в это время смотрят по сторонам или в пол… И трудно понять, о чем они в это время думают… Но только не о побеге. Можете спросить любого из них, он скажет, что доволен и ни на что не жалуется… Могу поручиться.

– Но ведь это эсэсовцы, майор! Профессиональные убийцы! – напомнила ему Пегги. – Вряд ли они так быстро забыли свое ремесло.

– Я понимаю, мэм, но… Ведь они были солдатами и выполняли приказы. Америка – демократическая, гуманная страна, она заботится о всех военнопленных. Мы не можем уподобляться немцам, которые здесь убивали людей.

– А если они все-таки решат сбежать?

– Уверяю вас, никто из них не выражает такого желания. Во всяком случае, в настоящее время.

– Скажите, это от вас их возят на работы в Нюрнберг? – решил вступить в разговор Ребров.

– Да, – повернулся к нему комендант. – Они работали во Дворце юстиции, занимались ремонтом. Сейчас разбирают развалины. Никаких происшествий и нареканий не поступало.

– У вас тут как в лагере скаутов – тишина и благодать, – усмехнулась Пегги. – Неужели нет ничего необычного? Из ряда вон? Вы же понимаете, майор, мне для репортажа нужно что-то, что пробрало бы американских читателей до печенок.

– Понимаю, мэм! Давайте пройдем по лагерю, и я вам покажу кое-что, – галантно предложил комендант.