На веки вечные

«Наш шофер-немец тут же заявил, что может сегодня же познакомить нас с молоденькими и вполне порядочными девочками и что сделает это он вполне бескорыстно „из уважения к доблестным русским офицерам“.

– Очень люксусные фрейлен! Шик-модерн!

Стоить это будет недорого, и расчеты можно будет провести не только в марках, но и продуктами…»

Из «Нюрнбергских дневников» Бориса Полевого

Глава XIII Девушка для выстрелов

Ребров сидел рядом с шофером, закрыв глаза. Он чувствовал себя безумно усталым.

За несколько последних месяцев в тюрьмах и лагерях перед ним прошли сотни, если не тысячи пленных немцев – от рядовых солдат и телефонистов до генералов и министров. Среди них были раздавленные, обезумевшие от страха тени и затаившие злобу и ненависть лютые враги, психи и расчетливые циники, жертвы и идейные палачи… Со всеми надо было разбираться, пытаться понять, где они лгут, где ничего не помнят, где действительно ничего не знают. И все это под страшным давлением из Москвы, которая требовала точных отчетов о том, что произошло с гитлеровской верхушкой, с каждым конкретно…

Ребров мог утешаться только мыслью, что генералу Филину достается куда сильнее, но он держится спокойно и даже дает Реброву возможность иногда перевести дух.

Они добрались до Кладова, остановились у особняка Чехова. Водитель достал из багажника большую картонную коробку.

Дверь открыла сама Чехова. Выглядела она спокойной, разве что чуть похудевшей. Обрадованно сказала:

– Это вы? Слава богу, а я уже подумала, что это опять…

Ребров, не слушая ее, скомандовал шоферу:

– Неси это в дом. А потом подожди меня в машине.

– Что это? – спросила Чехова, показывая на ящик, когда они остались вдвоем.

– Еда, – коротко ответил Ребров. – Крупа, хлеб, тушенка, сахар… И даже водка.

– Господи, по нынешним временам это целое богатство!

– Ну, это, конечно, не то, что вам присылал Гитлер на рождество…

– Вы и это уже знаете! А что я должна была швырнуть подарки ему в лицо и отправиться в концлагерь?

– Это был ваш выбор. Вам за него и расплачиваться.

– Почему вы меня ненавидите? Я же вижу.

– Просто, я любезничаю здесь с вами, хотя…

– Что хотя?

– Хотя я должен был сейчас искать могилу своих родителей. Понимаете?

Наверное, сказались усталость и напряжение последних дней, потому что Ребров понимал, что ему не следует говорить это здесь и сейчас, но и понимая, не мог остановиться.

– Искать могилу моих родителей, пока еще есть возможность ее найти. Потому что потом это будет уже невозможно.

– Они погибли?

– Да, умерли в блокаду в Лениграде от голода и холода. Когда сил уже не осталось, они обнялись и умерли вместе… Хотя кто-то, наверное, умер первым, а второй лежал рядом с ним, потому что уже не было сил встать. Их и похоронили вместе… А я до сих пор не знаю, где… А я выясняю, где пристрелили одного гада, куда мог деться другой, как поведет себя на суде третий…

– Но это не я держу вас здесь, – негромко произнесла Чехова.

– Это я понимаю.

– Вам хочется отомстить всем немцам?

– Нет. Всем – нет. Но есть такие, которых надо покарать. Во что бы то ни стало. Ладно, извините, я сорвался, это от усталости. Забудьте – я не должен был вам это говорить.

Какое-то время они молчали. А потом Чехова вдруг совершенно искренне сказала:

– Вокруг меня в последнее время творятся какие-то странные вещи… В Москве я была уверена, что все немцы теперь обратятся в антифашистов и будут меня третировать за то, что я виделась с Гитлером. Но сегодня немцы ненавидят меня не за это. Они ненавидят меня за то, что якобы я была тогда советским агентом. И якобы недавно лично Сталин вручил мне в Кремле высокий русский орден.

– Наверное, они перепутали вас с вашей тетей Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой. Ее действительно наградили к юбилею орденом…

– Я тоже об этом подумала, но… Я получаю письма с угрозами, обо мне говорят и пишут всякую чушь… Фантастические вещи. Будто у меня была записная книжка из золота, в которую я заносила донесения карандашиком, украшенным бриллиантами… Представляете себе? Карандашик с бриллиантами!.. А потом я будто бы отдавала записи своему шоферу, который переправлял их в Москву! А затем его арестовало гестапо!.. Но у меня несколько лет вообще не было шофера, потому что Геббельс отобрал у меня машину.

– Почему?

– Чтобы немецкий народ видел, что и известные люди в трудные времена тоже ходят пешком.

Ребров напряженно смотрел на Чехову. Он чувствовал, что нервный срыв словно схлынул и он опять в привычном рабочем состоянии.