Вот вам и ответ на вопрос о судьбе полка и корпуса. Напечатан в «Русском слове», в виде очередной сводки из штаба верховного главнокомандующего: «В сообщении от 8 февраля упоминалось об исключительно тяжелом положении частей одного из наших корпусов при отступлении из Восточной Пруссии. Это были части 20-го корпуса генерал-лейтенанта Булгакова, в составе 29-й дивизии и трех второочередных полков. Вечером 31 января связь 10-й армии с корпусом была прервана. Корпус находился в это время в районе между Гольдапом и Сувалками, окруженный германской армией, силы коей постепенно нарастали. До 9 февраля корпус геройски дрался со много раз его превосходящими силами противника, пройдя за эти дни с боями свыше 50 верст и продолжая пробиваться к юго-восточной части Августовских лесов. По показанию пленных, он нанес сильные потери германским отрядам, пытавшимся преградить ему дорогу, в особенности в озерно-лесистом дефиле у Грибы. Отдельные прорвавшиеся из состава корпуса люди дрались до последнего патрона и полного истощения сил, доблестно отбиваясь на 4 фронта, сохраняя свою артиллерию и ведя с собой большое количество пленных германцев…»
Канцеляризм. Ровный, лаконичный, вычитанный. Похоже, что в Ставке все еще пытаются сгладить острые углы произошедшей катастрофы, преподнести события в более мягком, щадящем варианте. Но это удается сейчас, а после?..
А после кое-кто соберет и систематизирует все подробности, а затем беспристрастно о них расскажет читателям.
«К вечеру 5/18 февраля немцы сгруппировали вокруг Августовского леса большую часть своих сил… Таким образом, непосредственно против XX арм. корпуса было сосредоточено пять дивизий, имеющих своей задачей его окружение…
Пока происходили эти бои в арьергарде, командиром корпуса было принято последнее окончательное решение на прорыв…
Около 9 ½ часов утра на тыл корпуса повели наступление со стороны Рубцово части подошедшей сюда 76-й резервной германской дивизии. В это время у ф. Млынек на мосту столпились все, тщетно ища выход. В 10 часов утра 8/21 февраля с главными силами XX арм. корпуса тут было покончено; здесь взяты были в плен командир корпуса Булгаков со штабом и прочими начальствующими лицами.
Оставалось только решить судьбу арьергарда, для которого обстановка была также безвыходной…»[60]
Скупые и мало понятные простому человеку строки. Теперь я не только вспомнил их, но и сам стал причастен к реалиям Мазурского сражения зимой тысяча девятьсот пятнадцатого года. Живой свидетель чьих-то ошибок и просчетов. Штабы, общественность, Дума – вскоре все будут искать виноватого. Слышу, как в палате говорят о германском шпионаже, а у самого в голове упорно всплывает другая, совсем не немецкая фамилия Мясоедов[61]
. Пусть так. Кто знает, завершится ли теперь его «дело» виселицей или же нет? Мне все равно, я устал. Одно хорошо: выздоравливаю так же быстро, как и прежде. Вот что значит молодой организм.А фронт меж тем, судя по новостям, не стоит на месте. Движется. Немцы взяли город Прасныш, а спустя три дня наши их оттуда выбили. Говорят, что отступление было для неприятеля вынужденным и внезапным. Немцы оставили госпитали, склады. Даже в окопах лежали незахороненные трупы их солдат и офицеров. Мы захватили много трофеев и пленных (что-то около десяти тысяч). Пленными (если опять же верить словам) забиты сейчас все дороги к Праснышу.
Но неприятель упрям. Продолжает осаду Осовца. Крепость обстреливают из «Больших Берт» – это такие здоровенные (под сто сорок тонн весом доходит) мортиры, прозванные у западных союзничков «убийцами фортов» и бьющие снарядами в восемьсот, а то и больше кг на штуку. Но ничего у немцев пока не получится, даже несмотря на все старания. До знаменитой атаки мертвецов[62]
еще полгода. К тому же и пехоте германской подойти к Осовцу далеко не просто. Недаром защитники крепости песню об этом сочинили:Или еще не сочинили?
Как же мне надоела эта постоянная путаница вместе с нарастающим недовольством от затянувшейся войны. И тут есть что послушать и о чем поговорить.