— Я опрокину вас навзничь и буду легко бить вас по лицу до тех вор, пока не обезображу его, не превращу в котлету и не раздавлю вашу глупую голову. Вы, покоритель смерти, — вы погибнете от пощечин женщины, над которой вы осмелились проделать ваш дерзкий опыт.
— Прекрасно. Дальше что?
— Потом я найду в вашей лаборатории какой-нибудь инструмент или, может быть, яд, вообще что-нибудь, что даст мне возможность быстро последовать за вами.
Лемурия снова утолила свою ненасытную жажду кубком крепкого вина и заговорила медленно и размеренно, не сводя глаз с Фадлана, который совершенно спокойно выдерживал этот угрожающий и злобный взгляд.
— Я исполняю первый номер своей программы, предсказание начинает сбываться. Угодно вам слушать? Да? Ну, — слушайте. Наконец-то я собрала мои мысли… Теперь я вспоминаю… Я заснула, крепко заснула… и, совершенно не отдавая себе отчета, перешла понемногу в темную, темную ночь.
— Это вполне понятно, — сказал Фадлан.
— Сначала, я не могу точно сказать, сколько времени… сначала у меня было полное беспамятство, полная потеря сознания, забвение всего и темнота. Потом мне показалось, что я стала немного познавать себя, и в то же время почувствовала страшный холод. У меня явилось ощущение, как будто бы вся жизнь уходила понемногу к сердцу, а моя мысль сосредоточивалась в уголке мозга, который казался мне очень, очень далеким. Потом этот остаток мысли совсем отделился от остатка жизни и вышел из тела, сохраняя с ним, однако, чуть заметную связь. Это была первая фаза смерти.
— Посредством чего же поддерживалась эта чуть заметная связь?
— Посредством… я не знаю, как выразиться… посредством особой флюидической нити, чего-то вроде беспроволочного телеграфа, передававшего постоянно все сообщения о жизни.
— Но это очень интересно!.. Продолжайте.
— Вместе с тем, я не сумею сказать вам, как именно, но я увидела мое собственное тело, неподвижное и бледное, лежавшее на столе, в зале. Хотя я была уже вне тела, но я чувствовала леденящий холод и хотела разорвать эту флюидическую нить, благодаря которой я все-таки участвовала в полной гамме чувств, непрерывной гамме обоняния, вкуса, зрения, осязания и слуха. Я не могу сказать, сколько времени продолжалось это. Потом вдруг я совершенно ясно почувствовала, что моя высшая часть, мое настоящее «Я» точно проваливается куда-то, в какой-то темный колодезь, увлекая за собой и тело, — мне было очень тяжело! Но после какая-то вспышка, точно маленькая электрическая искра, только гораздо более эфирная, чем электричество, прервала эту нить, которая связывала меня с моим трупом, и тогда… тогда мои настоящие глаза открылись… и я увидела перед собой две пропасти и что-то черное и красное внутри их… Это что-то крутилось и двигалось, двигалось без конца. Это было нечто вроде вихря, пламенеющего дыма, крутящегося со скоростью урагана и несущегося не знаю куда… В нем мелькали человеческие фигуры, скорбные и бледные лица. А за этими пламенными вихрями я видела… я видела… Непостижное!
Она замолчала, точно внутренне содрогнулась при воспоминании о непостижном.
— Мне нужно было пройти только один из вихрей, чтобы достичь божественного света, который настолько притягивал меня, что переход через пламень потерял для меня весь свой ужас. А я знала и чувствовала, что этот невещественный пламень должен был страшно жечь мою астральную оболочку. Ах!.. Я уже была почти счастлива… Но я почувствовала, как чьи-то преступные, но невидимые руки как бы потянули меня назад. Это были, конечно, ваши руки. Потом… потом мой труп разрывала целая армия ужасных чудовищ, оспаривавших друг у друга мою почерневшую свернувшуюся кровь. Могучая сила приковала меня, к этому телу и потащила нас обоих сквозь что-то длинное и узкое, какой-то темный ужасный колодезь; я должна была приникнуть к трупу, слиться с ним, проникнуть в него. Как передам я вам отвратительное ощущение прикосновения к мерзким чудовищам, совершавшим постыдную тризну? Потом я уже была одно с трупом и вместе с тем я одновременно отдельно ощущала нас обоих. Понемногу вернулись ко мне все земные ощущения, запахи; я почувствовала боль от ожогов и открыла глаза. Я увидела вас обоих, — вы были победителями. Потом… потом «она» ушла, а я осталась. И я, «оставшаяся», я жажду вас уничтожить, вас обоих, за то, что вы так дерзко и самонадеянно осмелились поднять завесу смерти! Я сделаю это очень скоро, — сейчас.
— Ну, что же, — сказал Фадлан, — я лично ничего не имею против смерти. Если нужно сделать шаг, мы его сделаем. Но я хочу встретить смерть с веселой улыбкой на губах, я хочу, чтобы она пришла к нам и села за пиршественный стол среди радостных восклицаний и ликующих тостов за торжествующую жизнь, я хочу встретить ее с пенящимся кубком в руках. Ведь это красиво, не правда ли? А нужно не только жить, но и умирать красиво! Эти кубки пусты, да и вино недостойно великой минуты… я принесу другое. Что вы скажете на это, Лемурия?
Лемурия, не отвечая ни слова, утвердительно кивнула головой.
V