Она затормозила перед коровником и посигналила, но никто не вышел. Несколько минут она сидела в автомобиле и разглядывала разные машины, которые у них там стояли. Интересно, заплачено за них или нет. И сеноуборочная, и ротационная сенопрессовка. У нее эти тоже есть. Она решила, пока никто не видит, заглянуть в доильню и посмотреть, в чистоте ли они ее содержат.
Открыв дверь доильни, она просунула голову внутрь, и у нее перехватило дыхание. В белоснежные бетонные стены плескались волны солнечного света, лившегося сквозь ряд окон на высоте человеческого роста. Металлические стойки сверкали так, что больно было смотреть. Она отступила назад и поспешно закрыла дверь. Постояла, прислонившись к ней спиной. Снаружи свет был не так ослепителен, но она почувствовала, что солнце серебряной пулей ударило ей в голову и сейчас вонзится в самый мозг. В это время из-за навеса, где стояли машины, появился негр, он нес в руке желтое ведро с телячьим кормом. Он шел прямо к ней. Это был светлокожий молодой негр в поношенной гимнастерке с хозяйского плеча. Остановившись на почтительном расстоянии, он опустил ведро на землю.
— Где мистер О. Т. и мистер Ю. Т.? — спросила она.
— Масса О. Т., он в городе, а масса Ю. Т., он вон на том поле, — ответил негр, указав пальцем сначала налево, потом направо, словно определяя местоположение двух планет на небосклоне.
— Ты запомнишь, что им передать? — спросила она с сомнением в голосе.
— Не забуду, так запомню, — ответил он, насупившись.
— Тогда я лучше напишу, — сказала она. Она влезла в машину, достала из сумочки огрызок карандаша и начала писать на пустом конверте. Негр подошел ближе и встал у окна машины.
— Я — миссис Май, — пояснила она, не прерывая писания. — У меня на ферме их бык, и я хочу, чтобы его сегодня же забрали. Можешь сказать им, что я очень сердита.
— Да этот бык еще в субботу у нас пропал, — сказал негр. — С тех пор мы никто его и не видели. Мы и не знали, где он есть.
— Ну, так теперь знаете, — отрезала она. — И можешь сказать мистеру О. Т. и мистеру Ю. Т., что, если они сегодня за ним не приедут, я завтра же утром велю их папаше его пристрелить. Не буду ждать, пока он перепортит мне все стадо.
Она передала ему записку.
— Как я это дело понимаю, — сказал негр, беря конверт, — масса О. Т. и масса Ю. Т. вам только спасибо скажут. Он нам уже один грузовик разнес, не чаем, как от него избавиться.
Она запрокинула голову и посмотрела на него чуть помутневшими глазами.
— Так они ждут, что я употреблю свое время и время своего работника на то, чтобы пристрелить их быка? — возмутилась она. — Он им, видите ли, не нужен, поэтому они отпускают его на все четыре стороны и пусть другие его убивают? Он травит мои овсы и портит мое стадо, и мне же еще его и пристреливать?
— Выходит, так, — негромко ответил негр. — Он нам уже… Она метнула на него убийственный взгляд.
— Ну, что ж. Ничего удивительного. — Она поджала губы. — Просто есть такие люди. — И, сделав паузу, спросила: — А который из них хозяин, О. Т. или Ю. Т.?
Она всегда подозревала, что втайне они враждуют между собой.
— Они никогда не ссорятся, — серьезно сказал негр. — Они как один человек в двух лицах.
— Гм. Просто ты не слышал, как они ссорятся.
— И я не слышал, и никто того не слышал! — ответил он, глядя в сторону, словно перечил не ей, а еще кому-то.
— Ну да, — хмыкнула она. — Я как-никак пятнадцать лет терплю их папашу и в Гринлифах немного смыслю.
Негр посмотрел на нее, будто только что увидел.
— А не вы будете моего страховщика мать? — спросил он.
— Не знаю никакого страховщика, — резко ответила она. — Вот, передашь записку да скажи на словах, если сегодня не приедут за быком, их же папаша его завтра и пристрелит, — и отъехала прочь.
До вечера она сидела дома, дожидаясь, когда приедут близнецы за своим быком. Никто не приехал. Словно она у них в работниках, негодуя, думала она. Они просто решили урвать с нее все, что возможно. За ужином она опять подробно пересказала все сыновьям, чтобы они понимали, на что способны О. Т. и Ю. Т.
— Им, видите ли, этот бык не нужен, — говорила она, — передай-ка масло, — поэтому они просто-напросто выпускают его и пусть другие думают, что с ним делать. Как вам это нравится? А страдать должна я. Мне всегда приходится страдать.
— Передай масло страдалице, — сказал Уэсли. Он был в особенно скверном настроении, потому что по пути из университета у него сел баллон.
Скофилд передал ей масло и сказал:
— Ай-яй-яй, мама, и не стыдно тебе убивать старого быка, который никому не сделал худого, только подбавил немного беспородной крови в твое стадо? Чтоб у такой мамочки и вырос такой паинька-сын, как я! Просто диво, ей-богу.
— Да ты ей не сын, — тихо сказал Уэсли.
Она откинулась на спинку стула, держа пальцы на краю стола.
— Я только знаю, что я просто молодец, раз вырос такой хороший при моем-то происхождении.
Когда они дразнили ее, то нарочно говорили, как Гринлифы. Но сквозь речь Уэсли, точно острие ножа, проблескивала его природная желчность.