На виду я у всех

Время снова торопит часы

Время снова торопит часы

до той самой прекрасной черты,

когда, словно крадущийся кот,

к нам придёт Новый год в новый год.

Не скрывая огня, без стыда

загорятся вдруг счастьем глаза.

Пожеланья твои, как заветные сны,

унесут нас на крыльях мечты.

Освещённый луной небосвод

нас настойчиво в гости зовёт

на свой пир вековой за счастливой звездой,

что дарована с детства судьбой.

Напишу свои стихи

Уведи меня, дорога,

ветер, унеси печаль.

Я с домашнего порога

ухожу куда-то вдаль.

Я оставлю все проблемы

и заброшу все дела.

Но в душе родные стены

защищают пусть меня.

Жизнь играет со мной в прятки

и играет в поддавки.

Что поделать… Я в тетрадке

напишу свои стихи.

Разгадаю я загадки,

расскажу свои мечты.

Обо всём пишу в тетрадке:

быль и небыль, чувства, сны.

Соловей и свиньи

Всё дело в том, что соловей

не знал, какой он, мир свиней.

Он пел про раннюю росу,

про ясный день, про жизнь в лесу.

А рядом бегала свинья

и услыхала соловья.

Решила в гости пригласить,

чтоб он там смог всех покорить.

За то, что гость невежливый

забыл сказать «хрю-хрю»,

за это от семейки всей

досталось соловью.

Глава семейства слово взял:

– Какой невежа, грубиян.

И что он мне тут будет петь?

Мне лучше в луже посидеть.

Люблю я в тёмную пору

похрюкать, глядя на луну.

– А я люблю, – тут дочь сказала, –

в корыте ночку провести.

Чтоб только о еде вкуснейшей

мне снились этой ночью сны.

И поросёнка вся семья

так невзлюбила соловья

за то, что он на их «привет»

не хрюкнул радостно в ответ.

С тех пор крылатый соловей

летает выше всех свиней.

Ему не нужно знать и впредь,

кто им там, в луже, будет петь.

Лицо чужое

Смотрю я на тебя – лицо чужое.

Как может быть далёк когда-то друг?

И всё вокруг вдруг стало не родное.

И в сердце навсегда застыл недуг.

Как вылечить себя? Что дальше сделать?

Когда друзья по жизни подвели.

Куда бежать? А стоит ли мне бегать?

Но сердце вновь твердит: «Ищи его, ищи».

А где его искать? Затёрты все приметы.

И ветер сдул с небес его черты.

Так, где же ты? Родное сердце – где ты?

Как до тебя дойти мне? Где же ты?

Ты спрятался от всех? Идёшь ты к свету?

Ты на виду у всех? Иль на слуху?

Так, где же ты? Родное сердце – где ты?

Лишь время мне вернёт твои черты.

Лось

Ломая леса сухостой,

шагает лось к себе домой.

Вдруг дым костра бьёт в нос ему,

подумал лось: «Где? Почему?

Сверну немного я в кусты

и погляжу: что за глупцы

в лесу устроили обед.

Меня забыли… Слов тут нет».

А на поляночке в лесу

туристы жарят колбасу.

Уже достали сало, хлеб,

вовсю готовится обед.

Как гость незваный, напролом

выходит лось к костру: «Пардон.

Здесь дым костра и сигарет.

Для лося лучше места нет».

Все соскочили с мест своих,

и тут пенёк прикрыл двоих.

Орёт с привала Вова:

– Отстань! Уйди, корова!

И лось подумал: «Как же так?

Ведь я вам друг, я вам не враг.

Зашёл я к вам на огонёк,

а вы сбежали за пенёк…

А я-то к вам со всей душой,

ведь я же паренёк простой.

Вы лучше не гоните,

а хлебом угостите».

Качал рога – лопаты

и в лес ушёл сохатый.

Лось долго их на трассе ждал,

он их машину провожал.

Кенгуру

В Австралии, примяв траву,

гуляет рыжий кенгуру,

а грустный он всё потому,

что не везёт в друзьях ему.

За что ему «боец без правил»

вчера синяк под глаз поставил?

Он долго думал: почему

не повезло вчера ему?

Хотел с собачкой поиграть.

Хозяин должен был искать.

Но вместо этого был крик:

– Куда понёс? Вернись, Шарик!

С собачкой в сумке он скакал,

а пёс сидел, не возражал.

Навстречу им мужик бежал

и у саванны их догнал.

А дальше был короткий хук,

и вероломно новый друг,

из сумки выскочив, сбежал.

Куда? – К хозяину. Финал…

Московское метро

Я помню, в детстве, непоседа,

вставала утром нелегко.

Но что поделать? – Ехать надо.

Я еду в садик на метро.

А во дворах играют дети,

их мамы выросли давно.

И на московское столетие

спешит московское метро.

С утра гремит, сверкает небо,

и мне совсем не хорошо.

Мне на работу срочно нужно. –

И я быстрей бегу в метро.

«Влетаю» я, совсем промокнув,

туда, в убежище одно,

где на московское столетие

спешит московское метро.

Опять зима меня завьюжит:

«Ух, сколько снега намело».

Морозным утром ехать нужно? –

Конечно, выручит метро.

Вхожу я снова в двери эти,

в вагоне сухо и тепло.

Здесь на московское столетие

спешит московское метро.

На границах Амура

На границах Амура

офицеры стоят, офицеры.

На границе страны,

там, где струсить ни капли нельзя.

Там спокойную жизнь

БТРы хранят, БТРы.

Там солдаты не спят,

пограничную службу неся.

Белый, белый февраль.

Лежит снег ослепительно белый.

На границах Амура

глухая стоит тишина.

Только тигр гуляет

по белому свежему снегу.

Он со снегом играет,

не зная границ для себя.

Погнал куда?

За тучей скрылось солнце, ушло за горизонт.

Твой взгляд коварный тонко намёк на что даёт?

Ты сам всё перепутал: дома и города.

Ты сам же всё запутал. Забыл? Погнал куда?

Ты сам сказал: «Я довезу». И я теперь с тобой в лесу.

Сверкнул хотя бы огонёк. Так нужен ночью маячок.

На чудо это посмотри. Смотри, зажглись вдали огни.

Я вижу русскую избу, и я туда уже иду.

Вдруг рядом ухнула сова, и закружилась голова.