На виниле

Когда я зашел в магазин, Эд сразу вышел мне на встречу, и по его лицу было понятно, что ничего не вышло.

– Ну как? – меня распирало от нетерпения.

– Да никак, к сожалению, – Эд действительно был расстроен, видимо, он все таки надеялся, что у него получится побывать «там», точнее, «в тогда».

– Было бы странно, если бы с первого раза все повторилось. Наверное, на каждого действует разная музыка, а может быть и вообще все это действует так только на меня.

– Но ты же не подшутил надо мной? После того, как я минут двадцать слушал Миллера, мне стало казаться, что ты мог просто устроить мне такой музыкальный вечер в отместку за то, что я в первый день так быстро слинял домой после закрытия, – Эд казался немного растерянным, и в его глазах начинала поигрывать огоньками злость.

– Нет, конечно. До такого бреда я бы не додумался, даже если бы решил проучить тебя за все твои опоздания и ранние уходы, – искры в глазах Эда потухли – он мне явно поверил и успокоился.

– Давай тогда уж посидим сегодня здесь. Выпивки полный холодильник, пиццу закажем. А то я как-то по-дурацки себя чувствую. Как будто остался без чего-то важного и нужного, хотя у меня этого и не было никогда. Странное чувство, не хочу его домой нести.

И мы провели отличную и успешную операцию по уничтожению этого ощущения, даже тяжелая артиллерия не понадобилась – хватило дюжины пива и нескольких порций водки с тоником. Через каких-нибудь полтора часа Эд был весел, точнее, навеселе и абсолютно не загружен тяжкими мыслями и предчувствиями.

Я отправил его домой, чтобы не превращать небольшую дружескую попойку в пьянку с тяжкими последствиями, а сам решил задержаться на десять минут и проверить еще раз на себе действие музыки, дивана, алкоголя или еще чего-то мне неизвестного на мое подсознание. Проделав все по инструкции, которую сам же написал для Эда, я сразу лег на диван, чтобы во сне не упасть, и прикрыл глаза…

Глава 7

Свет жизни

Рассвет я встречал на ногах – очередной налет унес больше сотни жизней и наполнил наш госпиталь целой армией раненых. Удар снова пришелся на Слоун-стрит, причем прямо в тот дом, в котором квартировал оркестр Миллера. Правильнее будет сказать, раньше квартировал: буквально за день до этого авианалета Миллер перевез свой бэнд в Бедфорд – таких удачливых ребят нужно еще поискать. Конечно, хорошо, что благодаря интуиции Гленна Миллера или по какой-то невероятной случайности оркестр не пострадал, но, к сожалению, остальные жители этого квартала сегодня ночью никуда не уехали, пополнив списки погибших, без вести пропавших и раненых на этой ужасной войне.

Мы с полковником стояли и курили на крыльце госпиталя, отдыхая от ночи, полной операций и нервов, когда в приемный покой со скоростью света вбежали два солдата в разорванной форме и с самодельными носилками в руках. На носилках лежала женщина, лицо ее было закрыто прилипшими окровавленными волосами, поэтому возраст ее оставался пока для нас неизвестным. Солдаты растеряно оглядывались, не зная, к кому бежать.

– Что с ней? – полковник решил сам все выяснить, нельзя было терять ни минуты – женщина на носилках дышала все тяжелее.

– Осколочное в голову, сэр, возможно, переломы, ее только что вытащили из-под завалов, – сержант, похоже, старший из этих двоих, выпрямился по стойке смирно.

– Срочно в операционную! Грейс, какая сейчас свободна? – полковник вопросительно смотрел на медсестру в окошке информации.

– После вашей операции вторую пока не заняли, – Грейс не заставила нас ждать и секунды, она всегда была очень собранна и аккуратна в особенно напряженные моменты нашей работы.

– Сержант, бегом прямо по коридору до конца, только осторожно, не трясите вы ее так! – полковник махал руками на неопытных медбратьев, которым, видимо, не приходилось раньше играть эту роль.

– Билл, пойдем со мной, пока больше никого нет, вдвоем мы с большей вероятностью сможем ей помочь.

Я просто кивнул и пошел вслед за носилками в сторону операционной. Там уже суетились медсестры, готовившие инструменты и препараты. Когда я вошел внутрь, все замерли, как-то странно глядя на меня.

– Пульс толком не прощупывается, она почти не дышит, похоже, тут мы уже бессильны, сэр, – старшая из сестер потупилась и говорила все это скорее своим туфлям, нежели мне.

Я прекрасно понимал, что она имеет в виду: когда всю ночь персонал не просто не сомкнул глаз, а даже не присел ни на секунду, когда все уже вымотаны и обессилены, нет никакого смысла ввязываться в заведомо провальную операцию в попытках спасти пациента, которому уже ничего не поможет.

Я кивнул, но решил посмотреть, кому же так не повезло. Я подошел к столу, на котором лежала наша пациентка, отодвинул с ее лица волосы и одернул руку. Передо мной лежала Кэрол. Бледная, с закатившимися глазами, еле дышащая, но еще живая Кэрол.

– Работаем! Ее еще можно спасти, не расслабляться, сестра, готовьте ее к операции, быстро, быстро!