На войне и в тылу — по-фронтовому

Приезд земляков на Северо-Западный фронт зимой и весной 1942 года послужил материалом для моей повести «Засада».

Б. В. Пинегин ДОРОГИ СОЛДАТА

Семнадцатилетним начал свой боевой путь Борис Васильевич Пинегин. Прошел рядовым по фронтовым дорогам от Курска до Будапешта и Вены. Служил в составе 75-й гвардейской стрелковой Бахмачско-Нежинской, затем 322-й гвардейской стрелковой дивизии, 136-й штурмовой авиадивизии. Награжден медалями «За отвагу», «За взятие Вены» и другими.

После демобилизации из рядов Советской Армии в ноябре 1950 года вернулся в Челябинск, работал электромехаником связи Управления Южно-Уральской железной дороги, строил АТС, прокладывал высокочастотную связь, затем перешел на ремонт поездной радиосвязи. Бывший солдат — один из лучших работников вагонного участка Челябинск-Главный. Труд его отмечен многочисленными грамотами и благодарностями.

В 1942 году я закончил Челябинское ремесленное училище связи № 14. Мы, монтеры-линейщики, следили за исправностью линий, хорошо лазили на когтях по столбам. Но скоро мои ребята-однокашники забузили: наши бьются насмерть под Сталинградом, а мы тут по столбам лазим — не дело. Будем проситься на фронт. Как раз в это время пришла похоронка на моего двоюродного брата, с которым я, можно сказать, вместе вырос. И вот пишем в военкомат одно заявление за другим. В конце концов, добились своего: троих из нас призвали. Это был январь 1943 года. Но вместо Сталинграда попал я в челябинские Красные казармы, на снайперские курсы.

Помню, выведет нас старшина для занятий на Миасс, к зданию, где сейчас филармония, уложит на ледяные кучи (тогда к мосту свозили глыбы льда с тротуаров). В руках снайперская винтовка. Мороз порядочный. И ноги до того заколевают, что начинаешь стучать ботинками по льду. Старшина ворчит: «Не шевелись, ты же убитый. Снайпер должен без движения лежать час, надо будет — два!» Лежали. Было нам по 17 лет, и очень хотелось попасть на фронт, бить проклятого врага.

Мамаша придет иногда, принесет вкусные лепешки из картофеля, тетка (она повар) — кусочек хлеба поджаренного.

Как-то утром старшина выстраивает нашу группу и командует: «У кого 8 классов и больше — выйти из строя!» Оказалось нас человек восемь. Так мы попали в Урюпинское пехотное училище, эвакуированное в Пермь. Через шесть месяцев мы — добровольцы — в составе маршевой роты в новеньком обмундировании были направлены под Курск.

На станциях встречные эшелоны с ранеными, бинты, кровь. Тот без ноги, тот без руки. Жалеют нас: «Детки, вам бы еще с мамкой быть». Но мы не расстраивались. Мы уже тогда твердо верили в нашу победу. Правда, не знали, каким тяжелым будет путь к ней.

Восьмого августа прибыли на станцию Арбузово под Курск. И вот мы во втором эшелоне. Видимо, еще боялись пускать нас в бой.

В это время под Курск пришла 75-я гвардейская стрелковая дивизия из-под Сталинграда. Почетное звание она заслужила там. Нас в нее и включили. Я смотрел на бойцов-гвардейцев, как на старших братьев, на них равнялся во всем. С этой дивизией я прополз и прошагал не одну сотню километров по Украине. Продвигались мы в основном вдоль железной дороги, форсировали реки. Под бомбежками и обстрелами.

А началось все так. Наши взяли Орел и Белгород. И мы тоже с боями продвинулись километров на сто пятьдесят в направлении Сумской, затем Черниговской областей и попали в сильные бои под Бахмачем. Хорошо помню свой первый бой. Бежим по кукурузному полю, кругом свистят пули. Все бегут, и я бегу. Все стреляют, и я стреляю. Вперед! Вот и окраина, первые дома… Боевой опыт придет позже.

В Нежин наш полк ворвался первым. Москва салютовала в честь нашей дивизии, и она стала называться Бахмачско-Нежинской.

А в Семиполках собрали нас и объявили, что скоро будем освобождать Киев. Десну переходили вброд. Обмундирование связали в узлы — октябрь уже, вода обжигает — перебрались на ту сторону. Ивняк по берегу. Но ни обсушиться, ни закурить нельзя. Оделись и снова — вперед.