На другой день с рассветом пошли на Вильно. В километрах пятнадцати от Вильно, около хутора, у меня заклинило коробку скоростей.
— На этом и закончился мой первый боевой поход. — Сократилин грустно усмехнулся. — На роду-то мне, видимо, было завещано генералом, а может, и самим маршалом быть. А жизнь судила иначе. Четверть века отдал армии, а выше старшины не дослужился. — Богдан Аврамович посмотрел на меня, горестно покачал головой и чмокнул губами. — Вот так-то, брат!..
Потом он разлил водку. Выпили, помолчали. Когда молчание стало неудобным, а разговор как-то сам по себе не вязался, я напомнил Сократилину о медалях.
Богдан Аврамович прищурился:
— Откуда ты знаешь про мои медали? Евленька разболтала? Вот баба — дырявое существо!
Я долго его уговаривал и упрашивал. По глазам видел, что Сократилину и самому очень хочется рассказать и упрямится невесть почему. В конце концов он согласился. Богдан Аврамович принес шкатулку и выложил на стол в один ряд медали. Долго смотрел на них, потом скомандовал:
— По порядку рассчитайсь!.. Первая… — Он взял правофланговую, ту самую, которая стерлась до неузнаваемости. — Эту я получил еще в тридцать девятом.
Сократилин сжал в кулаке медаль и задумался, потом отложил ее в сторону.
— О ней потом, когда-нибудь, — пояснил он мне и взял вторую медаль, у которой ленточка засалилась так, что не поймешь, какого она была цвета…
Рассказ первый, записанный со слов Богдана Аврамовича
Батальон, в котором служил Богдан Сократилин, опять стал отдельным. Ходили слухи, что это ненадолго, так как создавались крупные танковые соединения. Но пока он был отдельным и подчинялся только штабу армии.
Батальон стоял на берегу реки Дубиссы в симпатичном литовском городишке. Личный состав располагался в кирпичных казармах на территории военного городка, который раньше занимал литовский артполк.
Капитан Окаемов стал начальником штаба батальона. Его место занял Лесников, теперь он был уже старший лейтенант. Сократилина тоже повысили. Ему прицепили четвертый треугольник и назначили старшиной роты.
Две роты вместе со штабом батальона находились в лагерях. Третья — старшего лейтенанта Лесникова — в связи с ремонтом танков была оставлена в городе. Танки ремонтировались так же медленно, как медленно текла жизнь в этом сытом и сонном литовском городишке. И солдаты мало-помалу приноравливались к такой жизни.
Поскольку танкисты с утра до вечера возились около машин, Богдану делать было совершенно нечего. Целыми днями он лежал в каптерке на койке, читал книжки или спал. А вечером отправлялся в город — в кино, в ресторанчик выпить кружку пива, послушать музыку.
В ту последнюю мирную субботу Сократилин появился в ресторане в самое время, когда вовсю пьют, пляшут и дым коромыслом. Но на этот раз в ресторане было тихо и пусто. За двумя столиками сидело по парочке. За третьим спал какой-то пьяный шпак в сдвинутой на затылок шапке и с потухшей папиросой во рту. Оркестр исполнял что-то уж очень грустное.
В дальнем углу ресторана Сократилин увидел своих: командиров взводов Бархатова и Витоху. Сократилин подошел к ним и попросил разрешения составить им компанию.
— Конечно, составляй, — сказал Витоха и махнул рукой.
Подошла официантка, поставила три кружки пива и села за соседний столик. Витоха взял кружку, хлебнул и поморщился:
— Пиво скверное. Может, водки?
— Да ну… Пей да пошли, — Бархатов покосился на официантку, — видишь — ждет не дождется.
Опорожнили кружки. Помолчали, Витоха стал закуривать.
— Неспроста и Гитлер-дьявол столько войска сюда нагнал. Газеты пишут — маневры. Неужели он другого места не мог выбрать для этих маневров? А что, если?..
— Не может. Не посмеет. Договор, — уверенно заявил Бархатов.
— Конечно, — согласился с ним Витоха. — Только вот танки мы распотрошили, а когда соберем — одному богу известно.
Бархатов глубоко затянулся и выпустил густую струю дыма в лицо Витохи.
— Ничего. Найдутся другие. Видел, каких нам красавцев прислали?
Неделю назад батальон получил десять тридцатьчетверок и три КВ. Их загнали в гараж, закрыли на замок и выставили часового.
Оркестр заиграл бойкий литовский танец. Гулко и неуютно звучал он в пустом, с высоченными потолками ресторане. Две пары поднялись и стали танцевать. Дирижер повернулся к оркестру, поднял вверх смычок, и танец оборвался.
Сунув под мышку скрипку, он ушел за эстраду. За ним поволокли свой инструмент музыканты.
Подошла официантка и объявила, что ресторан закрывается.
— Почему так рано? — спросил Бархатов.
Официантка передернула плечами и, не сказав ни слова, повернулась к ним спиной.
— Ну что ж, пошли, что ли? — спросил Витоха Сократилина.
— Пожалуй, — согласился с ним Сократилин.