На войне как на войне

— Нет. Я вовсе не думаю, будто в нашей стране производятся настолько плохие зеркала, что они так коварно вас обманывают. Согласно вашей медицинской карте, с помощью генной инженерии Радян закрепощал пучок мышц, в которых застрял ваш знаменитый осколок, поскольку удалять его было рискованно — острые края плавно вошли в мозг, и при удалении могли наступить последствия. Операция делалась для того, чтобы эти мышцы вокруг осколка сами приобрели качества чуть ли не металла и не давали осколку двигаться. На экспериментальную операцию пришлось пойти только потому, что для вас это был единственный шанс выжить. За месяц после первой операции осколок уполз в сторону на четыре миллиметра и в результате все равно прорвал бы кору. Это тоже данные из вашей медицинской карты. В ней сохранились межоперационные снимки. По крайней мере, карта — у нас на руках. Из нее тоже можно кое-что выжать.

— А что в карте сказано о генной инженерии? — поинтересовался я, демонстративно зло подбросив один из ножей прямо перед кончиком носа полковника.

— Увы... Карту заполнял Радян. Он использовал свои собственные символы, которые оказались не по плечу нашим дешифровалыцикам. Специалисты-медики тоже ничего не смогли разобрать, кроме отдельных слов и конечного диагноза.

Я пожал плечами.

— Выходит, у меня одеревенелая, а точнее сказать — ометаллизированная башка. Не знаю, плакать мне или радоваться подобному сообщению, но на какие-то новые мысли оно меня, к сожалению, не наводит — это точно. А ведь именно для этого вы и сообщили мне подробности операции, так я полагаю?

— Да. Это информация к размышлению. Над вами была произведена уникальная, единственная, можно смело сказать, в мире операция. Подумайте, что это могло вам лично дать? И что могло дать Радяну? А завтра мы поговорим и по этому поводу тоже.

— Я имею возможность полюбоваться собственной медицинской картой? Может быть, хотя бы это наведет меня на мысли?

Полковник ненадолго замялся.

— Я сделаю вам ксерокопию, — наконец согласился он. И таким образом, сам того не понимая, дал мне новую информацию к размышлению. Дополнительную. Пауза, выдержанная Мочиловым, очень много сказала.

Раз мне не дают на руки саму карту, это может значить только то, что полковнику есть что скрывать и он не раскрылся передо мной полностью. А мне очень хотелось бы знать, какие козыри он пожелает мне предъявить, если я раздумаю с ним сотрудничать.

На этом мы временно и расстались.

В спортзале я застал тех парней, которых уже видел в столовой. Вежливо поздоровался, но они оказались не слишком общительными и, ответив на мое приветствие, отошли чуть в сторону. Разговаривали между собой вполголоса.

Я всем в знакомые не навязываюсь и потому сделал вид, что принимаю условия мирного сосуществования. Да и пришел я сюда не для разговоров. Мимоходом, почти не останавливаясь, провел каскад ударов по одному мешку, через четыре шага выдал каскад ударов по мешку следующему и остановился в шести шагах от мишени для метательных ножей.

Все три ножа я бросил так же, как бил по мешку — чуть не проходя мимо. И удачно. Лишь один пробил линию центрального красного круга, остальные угодили внутрь. Эти ножи я делал сам — не слишком мне нравятся стандартные. Вытаскивая их, увидел, что слегка заинтересовались моим занятием четверо неразговорчивых зрителей. Подошли ближе. Стали смотреть, как я выполняю вторую серию бросков. Теперь все три ножа попали в круг.

— Меня командир все учил «стрелки»[20] бросать, — сказал один. — Очень он «стрелки» любил...

Я так понял, что слова обращены ко мне. Как человек иногда вежливый, обернулся.

— Для моей руки, — сказал, — «стрелки» легковаты.

И протянул свои ножи.

— Попробуете?

Он взял. Бросил их быстро один за другим. Только последний воткнулся.

— Ножи непривычные... — сказал парень, оправдываясь. — У нас в роте не такие были.

Непроизвольно я сделал вывод, что парни раньше служили в линейных частях спецназа. Потом их выделили в группу. Очевидно, вернулись с первого задания. И, судя по внешней угрюмости задание было не из приятных. Одного человека потеряли. Скорее всего командира, который очень любил «стрелки».

— Это самодельные... — сказал я, подобрав ножи. И тут же продемонстрировал еще одну серию бросков. Результат оказался такой же, как в первой серии. Одно лезвие наполовину вышло за край.

Я обернулся. Все четверо смотрели на меня молча и угрюмо. Не люблю такие взгляды. И не понимаю...

Продолжать занятия под подобное разглядывание мне не захотелось. Я протянул кассету с ножами тому, с которым разговаривал.

— Если желаете, могу на время дать потренироваться. Потом в двести четырнадцатую комнату занесете... Рука должна быть к любому ножу приспособлена. Не всегда под рукой стандартный. — Я сказал это как старший по возрасту. Мой возраст, видимо, дал парням неправильное представление о высоком офицерском звании.