На войне как на войне

— ...Я думаю, ваш момент «саморасконсервации» может произойти совершенно спонтанно и очень мощно, — сказал профессор Радян, посматривая на меня сквозь очки с зеленоватыми стеклами. Он не всегда носил такие, но когда надевал, взгляд его отдалялся и казался совсем посторонним. — А это грозит вам нервным срывом. Возможно, запоем. Но это самый легкий случай. Хотя тоже с возможными последствиями. Вы можете потерять жесткий контроль за сознанием, и тогда развяжется язык. Поэтому я настаиваю на сеансе глубокого гипноза.

Я сидел по другую сторону письменного стола.

— Почему у других это происходит иначе? Почему раньше у меня не было таких осложнений?

— Раньше у вас не было такого ранения. Сейчас, хотите вы этого или не хотите, после операции в примозговых областях черепа ни вы, ни мы не можем дать гарантию от побочных явлений. И я вынужден заложить в ваше подсознание программу, которая обязует вас...

В дверь постучали.

— Войдите.

Заглянула лаборантка.

— Извините, товарищ полковник, вы сегодня не дали предписание для Спартака...

— Для Спартака... — профессор с трудом вернулся мыслями к другому своему исследованию. — Ах да... Двойную инъекцию SWC-12. Только сделайте не семидесятипроцентную, а пятидесяти... И продолжайте наблюдение. Фиксируйте каждое изменение энцефалограммы. Я попозже подойду...

— Хорошо.

Дверь закрылась.

— О чем я говорил? — спросил профессор.

— Вы говорили о программе, которую вынуждены заложить в меня.

— Да. Эта программа обязует ваше подсознание в случае «саморасконсервации» обратиться не к кому-нибудь, а исключительно к куратору. Выбросить на него скопившуюся отрицательную энергию и успокоиться. Такую программу можно заложить только при глубоком гипнозе. Я не понимаю, почему вы стараетесь этого избежать?

— Я просто не люблю находиться под чужим контролем. Но если это необходимо...

— Это необходимо.

— Кроме того, я не вполне уверен, что смогу войти в состояние глубокого транса...

— Не волнуйтесь. Здесь уже будет работать моя квалификация психотерапевта. Кроме того, можно применить и расслабляющие волю препараты. Да. Так будет даже лучше. Укол за несколько минут до сеанса. Это безопасно и не будет давать сильной нагрузки на ваш мозг. Его следует поберечь...

...Телефонный звонок прозвучал в унисон с раскатом грома. И сразу за раскатом первые крупные капли дождя ударили по подоконнику.

Я протянул руку и взял трубку.

— Слушаю. Ангелов.

— Извините, капитан, что опять беспокою, — а голос у полковника Мочилова совсем не извиняющийся. — Я просто хотел вас предупредить. Прибыл вызванный мною специалист. Очень сильный психотерапевт. Возможно, с его помощью мы сможем узнать действия профессора Радяна...

— Что требуется от меня?

— У нашего специалиста ограничено время. Я еле-еле смог уговорить его приехать. Сейчас ему надо отдохнуть, но он просит провести сеанс с вами рано утром. Часов в пять. А потом сразу уедет.

— Хорошо, — ответил я не задумываясь. — Я согласен.

— В четыре пятнадцать я вам позвоню, разбужу. Сейчас отдыхайте.

— Вы тоже отдохните.

— Я сегодня не буду ложиться. Дел много...

— Есть новости о Пулатове?

— Пока ничего не слышно. Сам на связь не выходит.

— Хорошо. Я жду вашего звонка.

Положив трубку, я встал, выглянул в раскрытое окно и насладился тяжестью ливня, который задевал и мою прооперированную много раз голову. А потом с мокрой головой забрался в постель. Мысль о рассматривании содержимого сейфа полковника Мочилова отпадает сама собой. Полковник собрался всю ночь работать.

Но мне следует хорошенько отдохнуть.

Хорошенько!

Чтобы через несколько часов собрать в кулак всю волю. Утро будет трудное.

Следует искусственно создать то, что полковник назвал сегодня в тире «мобилизующим моментом».

3

— Вы, товарищ капитан, готовы? — Полковник Мочилов встретил меня на крыльце жилого корпуса, когда я после его звонка умылся и собрался за две минуты и вышел навстречу трудной судьбе подопытной крысы.

— Слегка... — состроил я такую кислую мину, что полковник даже в утренней темноте не мог сам ответно не поморщиться. — Не нравится мне эта затея.

— Чем не нравится?

— Всем абсолютно. В первую очередь я не люблю доверять кому-то свое подсознание. Мне для этого следует пересилить свое нутро. И потом, я просто не верю, что с помощью гипноза можно что-то восстановить в памяти из того, что я мог увидеть и запомнить в беспамятстве. Или вы считаете, что это возможно?

— Это единственная возможность для нас. Последняя возможность.

— Попробуем, — сказал я вслух, а сам подумал, что попробую я. И попробую сделать то, что сделать достаточно трудно. Сначала мне следует устоять перед гипнозом. Это само по себе ерунда. Но за этим последует и другой этап. Чрезвычайно сложный.