На войне как на войне

— Как предупредишь, на первой же станции сойдешь и добирайся назад. Вернешься, хоть ночью мне звони. Телефон знаешь?

— Знаю, — снова проговорился Югов. Захватов довольно кивнул. Не та пошла молодежь в управлении. Таких расколоть можно в два счета. Теперь абсолютно ясно, что Югов работал против него, и надо будет с ним после возвращения побеседовать плотно — что про бюро ритуальных услуг известно и что фээсбэшники могут предъявить директору.

Машина подъехала к вокзалу. Связь у Захватова здесь хорошая еще со времен собственной службы, и он уверен, что сумеет посадить капитана на поезд. В самом крайнем случае делается просто. Всегда найдется с пяток пассажиров, что приходят к поезду в приличном подпитии, как Югов сейчас. В этом случае пассажира просто снимают с поезда, а на его место сажают нужного человека. Вот и вся проблема.

— Ты это... — сказал вдруг Югов, сообразив, что Михал Михалыч не может ему верить полностью и предстоит это доверие еще завоевывать.

— Что?

— Секретаршу уволь. Наталью Викторовну...

Захватов смерил капитана долгим взглядом. Таким долгим, что у самого шея заболела и потребовалось подавить на нее тяжелой лапищей, чтобы восстановить кровообращение.

— С ней сейчас уже беседуют мои ребята. Сделка состоялась. И Югов понял, что у него уже не будет обратной дороги. На диктофоне в руках Захватова слабо светился красный индикатор — запись идет.

3

Даже в самых чистых и самых фирменных поездах, даже в лучших вагонах все равно существует неистребимый запах железной, дороги. Мне довелось однажды ехать в поезде по самой крокодильей Африке, где нет линий электрических передач и не скоро они там появятся. Единственный на всю округу холодильник стоит в бунгало очередного племенного короля и работает от дизельной электростанции. Электростанция, в свою очередь, устроена в соседнем бунгало, что принадлежит капризному шаману племени. Если шаман рассердится, то королю придется пить горячее пиво. Но маломощная ДЭС, к сожалению, не в состоянии заставить двигаться локомотив. В отсутствие электричества африканские поезда тягают старенькие паровозики с высокими трубами. Вот тогда, впервые попав в вагон этого поезда, я и обратил внимание на особый запах угольной пыли. Запомнил. И сейчас легко ощущаю его в любом поезде любой страны. Даже в чистоплюйской наэлектрилизованной Европе, которую тоже довелось полностью пересечь. Откуда запах берется там, где угля нет и в помине, — неизвестно. Но факт остается фактом, и мой нос меня не подводит.

Билет я взял в купейный вагон. Попутчики попались странные. Не слишком горят желанием разговаривать. Как поздоровались при посадке, так и посчитали свой долг общения выполненным. Полная женщина, сразу плотно усевшись против меня, стреляет по сторонам всех подозревающими глазами и не отрывает руки от поясной сумки, которую спрятала под три спортивные майки. Вид при ее фигуре, мягко говоря, не совсем спортивный, а в трех майках в такую погоду жарко будет даже бегемоту, сидящему в своем болоте. Челночница с базара определяется в ней сразу. Челноками поезд в основном и заполнен. У них система закупки билетов отлажена. Только неудачники попадают в вагоны купейные, большинство едет в плацкартных. Там у них своя клановость и общие разговоры. Друг друга знают и понимают. Отпускники и командированные пробиваются в поезд с трудом.

Двое мужчин с верхних полок, судя по всему, бизнесмены не слишком большого полета — какие-нибудь посредники в каких-нибудь коммерческих операциях. Те, у кого полет большой, понятно, на самолетах летают. Этим же самолеты не по карману, но парни стараются держаться уверенно, и в глазах сквозит легкое презрение к неторгующему миру, каковой я в купе представляю в единственном числе. Они меня вычислили сразу по открытой профессиональной улыбке. Хороший киллер всегда улыбается открыто, а я киллер хороший. Не профессию парни, естественно, вычислили, а непринадлежность к их классу. Если бы вычислили профессию, взгляды были бы иными. И, может, им вообще расхотелось бы ехать.

По манере поведения и по настороженным взглядам я сразу сообразил, что едут все трое до конца — в Первопрестольную, и едут с большими деньгами. При этом уверены, что каждый готов обокрасть их — стоит только отвернуться. Бедные, плохо же им спаться будет. Кроме того, подобные люди всегда с недоверием относятся к попутчику, который выходит раньше. А мне выходить как раз на половине дороги. Значит, будут за мной внимательно присматривать.

Ладно, доедем...