Деньги я получил всего один раз, уже в госпитале. Да и что там на них купишь. Помню, когда посчитали, то получалось, что я мог купить на них один килограмм орехов или яблок в Румынии.
Ни концертов, ни кино у нас этого ничего не было. Нашу дивизию, как настоящих гвардейцев, кидали на самые опасные участки фронта, поэтому нам было не до концертов…
Но вообще по сравнению с немцами мы были очень бедные. В их окопах мы находили и масло сливочное, и консервы, и шнапс, не то, что у нас.
– Нет, друзей завести я просто не успел. И ни по кому я не плакал, но вот этих девчонок, которых венгры растерзали, было очень жалко… И нам было непонятно, зачем они их так пытали, мы же от этого еще злее стали…
– Вы ведь знаете, что у нас даже песня такая есть: «…мы за ценой не постоим…» Но нужно ясно понимать, что необходимо было срочно спасать страну, народ… Вот говорят, мол, в Сталинграде была мясорубка. Ну а если другого выхода просто не было?!
Или, например, что у нас было много неподготовленных солдат. Но если не было времени их готовить?! Война – это ведь не работа, когда можно и брак давать, там была совсем другая цена учебе или халатности… Но у нас потом так и говорили: «Немцы нас научили воевать, а мы их отучили…» Но вот когда я уже был связным и в мои обязанности входило водить на передовую пополнение, то я уже начал понимать, какие у нас потери…
– Нет. Я же совсем молодой был, даже не брился еще, поэтому ничего такого у меня не было. Хотелось только остаться живым. Но страшно было очень… Не только мне, все боялись, но страх держали в себе и старались его не показывать.
Как бы вам это объяснить… Зачастую нейтральная полоса была шириной всего 80-100 метров, то есть как длина футбольного поля. Ведь иногда мы даже и разговоры слышали в немецких окопах… Это никакой режиссер не прочувствует, если сам этого не пережил… Когда в кино показывают, что солдаты в атаке кричат «ура» – это все свистеж! Да кто там кричал «ура»? У нас, например, не кричали, зато был такой случай.
Мы стояли на Мораве, и там была такая дамба, за которой залег наш батальон. Я как раз принес пакет и увидел, что командир батальона собрал человек восемьдесят, и на счет «три» все начинали кричать «ура». Сразу выезжал немецкий бронетранспортер, и по этому месту начинал строчить из крупнокалиберного пулемета. Но мы же лежим за дамбой, и он нас не доставал. Перебежали в сторонку на пятьдесят метров, опять кричим. Снова выезжал этот бронетранспортер, и опять давай шерстить… Вот так мы им нервы трепали, на психику давили, и должен сказать, что на них это действовало. А те, кто на себе рвет рубаху: «Да я, да вот», я знаю точно, что он и не воевал…
– Старший брат Иван уже был в армии девять месяцев, когда началась война. Он служил в тяжелой артиллерии в Белоруссии. Из его рассказов знаю, что их вначале разбили, но он и потом воевал, имел награды. Иван остался жив, но вернулся домой только через шесть лет.
Муж старшей сестры тоже ушел на фронт и пропал без вести… Ни слуху ни духу… Вообще ничего о нем так и не узнали.
– Рука у меня так и болела, я с ней потом еще лет пять мучился, ходил каждый год на медкомиссию. Поэтому меня как нестроевого отправили на армейскую медкомиссию в Веспрем, где окончательно подтвердили, что ты нестроевой и можешь демобилизоваться. Приехали, а там уже огромная очередь, а вне очереди пропускали только за взятку… Но мы все-таки пробились туда, и мне подтвердили: «годен к нестроевой».
А когда нам настала пора уезжать, мы построились, и вдоль нашего строя прошел командир дивизии генерал-майор Берестов. Посмотрел на нас, как мы одеты, и говорит нашему комполка: «Вот приедут они домой и что скажут своим родным? Что служили у дураков Берестова и Вербицкого, которые даже одеть их нормально не могли?! Немедленно всех переодеть!» Но там уже три партии демобилизованных отправили, и все самое хорошее им отдали, даже значки гвардейские мы с себя для них поснимали. Так они что додумались. Вы не поверите, выдали нам новенькую… немецкую форму… Мы против них воевали, а нас в их форме хотели домой отправить… Ну, просто не во что было нас переодеть! Так мы и уехали в своем старье, а по комплекту немецкой формы нам просто подарили.