На войне как на войне. «Я помню»

– В конце июня 1942 года немецкие танки прорвали оборону нашего фронта. К тому времени в полку не осталось исправных самолетов. Последний пилот полка погиб на наших глазах над аэродромом. Он прижимал к земле немецкий самолет, принуждая к посадке на наш аэродром, немец уходил в отвесном пикировании, и они оба врезались в землю, прямо на взлетной полосе. В тот же день мы заметили, что все штабные садятся в машины и уезжают. Никто нам ничего не говорит. На краю аэродрома стояли несколько неисправных самолетов «Харрикейн». Смотрим, а их особисты поджигают. Да и машины БАО несутся прочь, в сторону тыла. Я говорю своему другу, механику Горещуку, мол, все драпают, что делать будем? А с 1941 года у многих на слова «прорыв» или «окружают», или на самое страшное для многих – «Немецкие танки обходят!» был уже рефлекс. Нет, не животная паника, а скорее готовность адекватно реагировать на ситуацию, тем более рядом ни одного командира и никаких приказов. Те, кто оставался на месте, ожидая, что в штабах о них вспомнят и дадут приказ на отход, имели два варианта развития событий – или в сырую землю навеки, или в плен. А в основном бежали по принципу «спасайся, кто может». Первый год войны солдат многому научил. Горещук сказал, что, если сейчас хоть на час задержимся, нам хана, командующий фронтом товарищ Голиков наши похоронки лично подпишет… Был такой «военачальник», бывший командир разведки РККА. Вышли на дорогу, ведущую к городу Острогожску. По обочинам раненые бредут, а все машины мимо проносятся. До солдата, «серой скотинки», никому дела нет. Подобрал я на земле брошенный новенький автомат «ППШ», стоим и «голосуем», – никто не останавливается. Раненые возле нас сгрудились, просят: «Братки, выручайте». Вижу, идет полуторка с крытым верхом, ну я и дал очередь по скатам. Вываливается из кабины старший лейтенант с «ТТ» в руках, мат на мате, кричит, что у него особое задание, и всех перестреляет и т. д. У этих «полководцев» в такие минуты всегда «особое задание». Я говорю: «Лейтенант, ты свою пукалку в кобуру спрячь, а то у меня в диске 70 патронов, а если раненых в кузов не возьмешь, я тебя здесь и порешу». Бойцы, пока я с командиром «дружески беседовал», залезли в кузов, и лейтенант, обещая мне трибунал, расстрел и прочие удовольствия, сказал водителю: «Ладно, поехали». Через 30 километров добрались до переправы, а по мосту пропускают только боевую технику. Сошли мы с машины, а возле моста тысячи бойцов стоят в полной прострации. Река неширокая, всего метров 200 в ширину, сейчас не помню точного названия, приток Дона. Кто вплавь переправляется, кто с разбитых кузовов плот мастерит. А затем начался ад кромешный. Немцы стали беспрерывно бомбить переправу, одна волна бомбардировщиков сменяла другую. Наши зенитки они сразу подавили. Лежим с Горещуком, землю русскую обнимаем, а вокруг нас месиво из людских окровавленных тел. Еще с сорок первого года у меня был опыт, как определить – летит бомба на тебя или будет перелет. Лежали на спине и, если бомба отделяется от самолета прямо над тобой, – значит, упадет дальше, одним словом, задачка на внимательность. Образно говоря, в эти часы все «небо было черное» от немецких самолетов. Да и перебегать невозможно, солдаты лежат на берегу в «два наката», техника брошенная, трупы лошадей… Все в лучших традициях лета 1941 года. Мост пока еще был цел, и переправа не прекращалась во время бомбежки. Побежали к мосту и на ходу запрыгнули в грузовик, заградотряд даже не среагировал. А в кузове – мать честная!!! – открытые ящики с запалами от гранат и мины лежат. Если бы хоть одна пуля или осколок попали в машину, от нас бы пыли не осталось. Было такое ощущение, что все немцы бомбят и стреляют только по нашей машине. Отъехали от переправы на полкилометра, спрыгнули… Друг мой пошутил, что я даже не поседел, как был рыжим, так и остался… А перед нами заслон, всех назад гонят… Хорошо, хоть мы с оружием были, а кто винтовки бросил, тех в сторону отводили. Раненых сразу проверяли, искали «самострелов». Наспех сколотили из нас сводный отряд и бросили окапываться возле реки.

К вечеру дали приказ на отход на станцию Лиски. Пока дошли до нее, нас еще три раза пробомбили, и наш отряд половину людей потерял. А навстречу немцам шли сотни танков. Все сразу повеселели, мол, не сорок первый год, танкисты немца точно остановят… Только через месяц фашист уже в Сталинграде был… От железнодорожного узла Лиски доехали до станции, которую мы прозвали «Хреновая», там нас снова сортировали и распределяли, и я попал в Борисоглебск, а оттуда в город Солнечногорск на формирование 7-го механизированного корпуса. На этом мой «роман» с авиацией закончился, так как никто нас по прежним частям не возвращал.

– Как происходило формирование 7-го мехкорпуса? Как вы попали на фронт?