– Я считаю, что они были нужны. Солдатам нужно было многое объяснять, настраивать, работать с ними. У нас политработники были простые, скромные, порядочные люди, которые заботились о солдатах и пользовались авторитетом. То, что многие из них не ходили в бой, так это им и по рангу не было положено.
– Радость была такая, что передать словами это нельзя, очень трудно. У меня было немного денег. Нам в Польше единственный раз выдали злотые, а когда нас привезли в госпиталь, то нам их обменяли на рубли. И на остаток этих денег я купил бутылку водки, и мы с приятелем ее выпили. Митинга и праздничного ужина в госпитале не было, я не помню. Иногда приходили нас навещать школьники, местные артисты.
– Дали мне 2-ю группу инвалидности, и поехал я, конечно, домой, в Одессу. Мои родные все были живы, но из друзей и ровесников единицы пережили войну…
– Окончил в Одессе театральное училище. Поступил я туда, в общем-то, случайно, проходили мимо него с товарищем и решили зайти. Причем отучился я в нем всего три года вместо четырех, так как жизнь в Одессе в первые послевоенные годы была очень тяжелая. Мы жили трудно, в очень стесненных условиях, и мне пошли навстречу, разрешили досрочно сдать выпускные экзамены. После института я работал в разных театрах страны: в Николаеве, Ашхабаде, но осел в конце концов в Кишиневе.
– Почти нет. Сразу после войны снимали так, как хотели бы, чтобы было на самом деле, а теперь уже и подсказывать почти некому, как оно было… Но, например, в фильме «Зеркало» А.Тарковского есть два совсем маленьких эпизода, детали, но очень ярко, точно показанные. Прекрасный фильм «Военно-полевой роман» Тодоровского, а сцена артобстрела при помывке – это просто картина из моей юности…
Новиков Юрий Николаевич
– Я родился 30 мая 1922 г. в г. Смоленске в штабном вагоне Западного фронта, после рождения никогда в этом городе не жил. Во время Гражданской войны мой отец был крупным политработником, членом Реввоенсовета Западного фронта, затем стал членом Реввоенсовета Южного фронта и так далее. Я был потомственным сыном военного, вплоть до 1927 г. отец возглавлял политотдел Красной Армии на Украине. Как говорится, от судьбы не уйдешь, поэтому, когда меня призвали в армию в 1940 г., я уже не боялся призыва. Но до этого в 1937 г. была чистка лиц, связанных с армией, а так как мой отец работал с Тухачевским и Фрунзе, его арестовали. Только в 1953 г. отца посмертно реабилитировали. Моя судьба сложилась очень просто. Как сын репрессированного врага народа, я попал в тюрьму в возрасте 14 с половиной лет, где пробыл 2 месяца. Целевая функция моего ареста: что я знаю об отце? Я ничего не знаю, а что я мог знать в 14 лет?! Как и над чем он работал, я же не знаю. После, ничего не добившись, меня выслали в Заполярный круг, но мать, которая развелась с отцом в 1932 г., узнала об этом, решила забрать сына назад. По случаю появления матери местные руководящие круги вынуждены были меня отдать. Так я стал ленинградцем в 1938 г., в том же году пошел работать на Невский машиностроительный завод токарем. В первый класс я поступил еще в 1930 г. в Москве, мы тогда там жили. У нас и в семье, и в школе было очень хорошее отношение к людям в военной форме, вообще я был в окружении военных, маршал Егоров был другом отца, часто бывал у нас. Я великолепно играл в бильярд и выигрывал у самого маршала. Отец часто вспоминал военные годы, его друг Кононов Иван Иванович, награжденный тремя орденами Красного Знамени, часто к нам приезжал, он был инвалидом, на нем Гражданская война отложила свой след, он тоже сыграл определенную роль в моем воспитании. В период войны 1936–1939 гг. в Испании я рвался туда, мне самому хотелось поучаствовать, но я был мальчишка тогда, не было ни профессионального опыта, ни специальности военной. В итоге поражение от Франко было очень тяжелым ударом, я болезненно переживал все это, ведь там наши интернационалисты участвовали в боях.