На войне как на войне. «Я помню»

Но некоторые рискнули, ведь только за пределами гетто можно было раздобыть какую-то провизию на обмене с местными жителями.

Мой зять, Петя Гехт, был столяром, он рискнул и пошел в рабочую команду.

Петя попал на работу в мастерские при гебитскомиссариате, делал фанерные чемоданы для немецких отпускников.

Иногда он брал меня с собой на работу. Командовал всем в этих мастерских фронтовой инвалид, немец по фамилии Штраус. Ходил в зеленой форме с повязкой на рукаве, на которой была написана буква «Z».

В рабочих командах иногда давали поесть баланду! Это было спасением.

Но нередко, под видом набора в рабочую команду, полицаи собирали несколько сотен человек… и везли на расстрел в Тростянец.

В гетто продолжали массово умирать люди от голода и болезней…

У нас оставались папины сапоги. Семья послала меня обменять сапоги на что-то съестное. Ночью перелез через проволоку в «русский район», и в каком-то доме, в темноте, мне насыпали в платок немного муки за эти сапоги.

Приполз обратно в гетто. Посмотрели и увидели, что вместо муки мне насыпали побелку. Дед кричал на меня, а все остальные плакали…

Рабочие команды немцы стали постепенно уничтожать только в 1942 г., а осенью 1943 г. убили последних несколько тысяч живых узников гетто, бывших в этих командах, и само гетто было окончательно ликвидировано.

7 ноября 1941-го была проведена очередная массовая акция.

Из гетто вывезли 12 000 человек и убили.

20 ноября 1941-го была следующая акция. Схватили 5000 евреев, отвезли сначала в концлагерь на Широкой, а после расстреляли в окрестностях города.

Границы гетто урезали.

Тогда же, в гетто, под видом переселения на «восточные земли» привезли 35 000 немецких евреев, которых мы называли «гамбургскими». Они носили на одежде желтые шестиконечные звезды с надписью JUDE в центре звезды.

Эти люди, в непривычных для нас европейских одеждах, были размещены на отдельном участке, огороженном проволокой в районе улиц Сухой и Обувной, и вскоре уничтожены.

Евреев из рабочих команд расстреливали прямо на месте работы на территории кирпичного завода в 5 км от Минска или в районе торфоразработок на 37 км Московского шоссе, евреев из гетто убивали в Тучинке, в Тростянце…

130 000 евреев из Минского гетто были замучены и расстреляны немецкими извергами и их пособниками…

Мать решила спасти меня. Была уже зима 1941 г. Мать собрала все семейные ценности и через знакомую по довоенной работе на фабрике договорилась с какой-то женщиной, которая за золото якобы занималась спасением еврейских детей, выводила их из города и размещала по белорусским семьям на дальних хуторах. Вечером я переполз через проволоку, и в определенном месте меня ждала эта женщина. Ей я отдал платок с мамиными кольцами. Ночью она прятала меня у себя в доме, утром дала телогрейку и повела в сторону Налибокской пущи. Проходили по пригородной деревне, и играющие на улице дети кричали мне: «Жиденок!» Пошли по лесу. Проводница сказала мне: «Иди вперед, а я тебя догоню!» Я пошел, она потихоньку отставала. Я все время оглядывался назад, и в какой-то момент заметил, что эта женщина исчезла. Она бросила меня в лесу!

После войны выяснилось, что эта тварь никого не прятала, и к партизанам или к крестьянам никого не приводила! Брала золото, выводила маленьких детей в лес и бросала на погибель, на растерзание зверям и полицаям… Хотя для меня звери и полицаи – это одно и то же… Никого из тех, кого матери доверили этой «проводнице», в живых не осталось! Возвращаясь с войны в 1945 г., я специально вез с собой свой «наградной» пистолет, чтобы застрелить эту суку, эту нелюдь, но она куда-то сбежала из Минска с немцами.

Пошел убивать тех, кто подсунул мне побелку вместо муки, но эти сволочи тоже смылись из города в 1944 г.

Так что не довелось мне отомстить этим извергам… Немцам отомстил сполна, а вот этих…

Жалею по сей день, что не расквитался с ними…

Но в тот зимний лень, голодный и замерзший, я шел по лесу и весь дрожал от страха и холода. На какой-то лесной дороге я увидел прямо перед собой волка.

Я опешил, смотрел на него и говорил себе, а может, это собака. И в эту секунду, когда я, леденея от ужаса, не в силах сделать даже один шаг, готовился умереть, на дорогу выехали несколько конников. На шапках-кубанках у них были нашиты поперек красные полосы. Всадники подъехали и спросили меня: «Ты кто?»

Я все о себе рассказал. Один из них посадил меня рядом с собой, на круп коня.

Привезли в деревню, кажется, в Медвежино. Полицаев в деревне не было.

Меня накормили и уложили спать.

Утром спросили: «Мальчик, а ты дорогу назад помнишь?»

У меня сразу навернулись слезы на глазах, я не хотел назад, я хотел жить!.. Партизан, беседовавший со мной, сказал, что я должен им помочь, передать записку с инструкциями в гетто нужному человеку. Добавил, что если меня остановят немцы или полицаи, то я должен эту записку проглотить, чтобы ни в коем случае немцы не прочли текст записки.

Я спросил его: «Дяденька партизан, а как вас зовут?»

Он усмехнулся и ответил: «Зови меня дядя Ваня Иванов».