На войне как на войне. «Я помню»

В вашем городке ведь находился мавзолей Г.И. Котовского.

Да, и, кстати, уже после войны мой отец участвовал в его реставрации, потому что во время войны его повредили, и что самое интересное, не немцы, а местные отморозки… Во время оккупации его не разрушили, это было капитальное сооружение, но покоцали хорошо. Причем гроб с телом Котовского даже хотели бросить в выгребную яму, но вмешался местный батюшка. Тогда ночью подпольщики выкопали яму в углу нашего городского стадиона и там его и закопали. Но что он там лежал, я узнал только после войны, а тогда никто не знал.

А сразу после войны Одесса выделила триста тысяч на восстановление мавзолея. Я уже вернулся из армии, это был 1946 год, и пришел помогать отцу и дяде, которых как хороших строителей позвали восстанавливать мавзолей. Я помогал в подсобных работах, раствор мешал, и все такое, но лично видел эту яму, из которой достали гроб Котовского, а сам открытый гроб лежал рядом… Причем с самим гробом ничего не случилось, а вот само тело почернело как асфальт, но узнать его было еще можно… Грудная клетка провалилась, пришлось в нее набить соломы… Орденов на нем уже не было, ромбы тоже кто-то посрывал, яловые сапоги поцвели… Это я не с чьих-то слов рассказываю, а сам все это лично видел, потому что совсем близко подходил к открытому гробу. А ведь до войны мавзолей по праздникам открывали на всеобщее обозрение. Я тоже, конечно, там бывал, видел его, и было такое ощущение, будто Котовский умер всего неделю назад… Рядом лежала его фуражка, три ордена Красного Знамени и наградной клинок.

Кстати, родной брат отца, дядя Леня, служил в его бригаде во время Гражданской войны. И он всегда отзывался о Григории Ивановиче только хорошо, даже отлично. Котовский был настоящий самородок, прекрасный человек и командир. Дядька, например, рассказывал, как он принимал служить к себе в бригаду. В комнате новенькому говорит: «А ну иди в угол», тот поворачивался, и в этот момент Котовский стрелял из «маузера» в потолок. И уже смотрел на реакцию человека: если тот не перепугался, то брал служить. И еще смотрел, чтобы человек был физически сильный, ведь он и сам был силач необыкновенный, поэтому и людей старался подбирать таких же. В общем, такой у него был свой «военкомат».

Дядя рассказывал еще такой случай из жизни Котовского. Как-то он с двумя своими телохранителями ехал из Бирзулы в Любомировку, а навстречу им попалось семеро белых. Те, наверное, подумали, что вот она, легкая добыча. А Котовский своим и говорит: «Вы берете по двое, а я троих». Метров десять до белых не доехали, встали треугольником спинами друг к другу, и стали отбиваться. Каждый из них справился с двумя, а седьмой замахнулся на Котовского, тот только успел прикрыться шашкой, беляк ее уже перерубил, но тут подскочили телохранители и зарубили его… Котовский поднял шашку этого последнего беляка и сказал: «Вот эта шашка могла меня убить…» – и забрал ее себе на память. Сел на коня и говорит своим ребятам: «Если я умру или меня убьют, то пусть меня похоронят в этих краях, мне тут очень нравится». Эти слова оказались навроде завещания, а потом и сам город, и станцию, и улицу переименовали в честь него… Что и говорить, легендарный был герой, ничего не скажешь.

А какой конь у него был… Орликом звали, даже песни про него слагали. Рассказывали, например, такой случай. Котовский как-то приехал в штаб, в Балту, и поводок просто набросил на гриву, а сам на втором этаже проводил совещание. Лошадь ждала, ждала, потом, видно, ей это надоело, сама поднялась по лестнице на второй этаж, головой открыла дверь кабинета, а Котовский смотрит на карту и делает вид, что не заметил ее. Она подошла к нему, головой боднула и вздыхает, пошли, мол. И только тут он ее похлопал и вывел…

– Было какое-то предчувствие надвигающейся войны?

– Все-таки что-то такое было, как тогда говорили, «пахнет керосином»… Старшая сестра вышла замуж за старшину-сверхсрочника, так он прямо говорил, что будет война…

– Как вы узнали о начале войны?

– Перед войной я успел окончить 7-й класс. Мог бы, конечно, пойти учиться и дальше, но я же был переросток и сильно переживал: «Как же я, такой здоровый бугай, буду учиться, когда у меня отец работает просто на износ…» Он ведь после основной работы шел на частную работу и приходил только часов в одиннадцать вечера. Садился и засыпал прямо в коридоре, мама снимала ему обувь, мыла в тазике ноги, и мы относили его в постель… В такой ситуации мне было бы очень стыдно дальше учиться, поэтому я и пошел работать.

Отец у меня, Иван Евлампиевич, был очень суровый человек. И хотя он был почти неграмотный, окончил только курсы ликбеза, но был отличным специалистом-строителем, поэтому люди рвались к нему в бригаду.