Читаем На войне как на войне. «Я помню» полностью

– А сейчас доедем до Коломны, а там я в комендатуру пойду, и меня опять на Урал за танком отправят. Мне хватит, я повоевал. Вот у меня два ордена Красной Звезды есть.

– Да тебя поймают – и в штрафной.

– Да, я же не бегаю, просто от эшелона отстал и в комендатуру сам иду. А потом еще раз отстану.

Я рассказал, что я шофер. Он говорит:

– Хочешь со мной на пересыльный пойти?

– Давай, – говорю.

Вот мы пришли в комендатуру, и нас отправили на пересыльный пункт. Вдруг днем он пропал. Нет его! Утром приходят покупатели – нужен водитель. Я иду и обнаруживаю, что прав у меня нет. Украл этот танкист у меня права! Я говорю: «Нет прав». Мне отвечают, что раз нет прав – ничего сделать не можем. Я начинаю писать, что могу быть автослесарем, жестянщиком, плотником. Тут приходит покупатель набирать людей в Чкаловск, что недалеко от Москвы, в школу портных и сапожников.

– Я портной.

– Что ты умеешь шить?

– Я все умею шить.

Посылают меня в Чкаловск. Там мандатная комиссия проверяет, что ты умеешь. Сидит портной в чине генерала и требует заправить иголку, шить, обметывать.

Я сразу в цех и говорю ребятам-портным: «Ребята, я хочу, чтобы меня к вам взяли. Покажите, как шьют, как иголку вставляют». Ну, показали, на какой палец наперсток надеть, как заправлять. Отработал я стандартные движения и прошел тест. После него подхожу к генералу, говорю:

– Я сам москвич, хотел бы с родными повидаться.

– Ну, так сразу!

– Так четыре года не виделся, – говорю я.

Дал он мне увольнительную. И 25 декабря я приехал в Москву.

Отец:

– Опять появился хулиган!

– Я теперь портной, – говорю я.

– Нет, ты расскажи генералу все как есть, что права у тебя украли. Он должен понять.

Я возвращаюсь и говорю генералу:

– Товарищ генерал, я вас обманул, я не портной, а водитель, но права у меня украли. Я хотел в Москву к родным, вот и вызвался.

– Водитель мне не нужен. Я могу отправить тебя обратно на пересылку.

Дает мне направление на пересыльный пункт, где написано: «Водитель с утерянными правами». Я прихожу к начальнику пересылки. Он говорит:

– Раз прав нет, то ты и не водитель.

– Я могу дубликат получить, – говорю я.

– А дубликат – это не мое дело. Нет прав – будешь служить в другой части.

Тут приходит старший лейтенант, и я слышу за фанерной перегородкой его разговор с начальником пересылки:

– Мне нужен водитель для генерала, – говорит лейтенант.

– Сейчас вышел приказ Сталина, что всех водителей направлять на восстановление Сталинграда. Вот у вас есть в частях водители, их и берите.

Когда лейтенант вышел, я – к нему:

– Товарищ старший лейтенант, я – водитель. Права у меня украли, и поэтому я записан как плотник или слесарь. Если вы меня возьмете, то я тут же получу дубликат прав.

– А как я тебя возьму? Разнарядки же на плотников у меня нет. Подожди меня три дня, я сделаю разнарядку на слесаря.

Вот. Идет покупка. Всех покупают. Требуется плотник для милиции. Я говорю:

– Не пойду!

– Как не пойдешь? Тогда тебя под трибунал. Иди собирайся.

Я под нары залез в самый конец и лежу молча.

– Копылов! Копылов! – Бегают, кричат.

– Где эта сволочь?!

– Сбежал!

На вечерней поверке я стою как ни в чем не бывало.

– Где был?

– Спал.

– Где спал?

– На нарах.

На второй день тоже залез куда-то. На третий день приходит этот лейтенант. Выходит сам начальник пересыльного пункта:

– Копылов – тебя ст. лейтенант ищет. Водитель требуется.

Я вылезаю из-под нар на карачках.

– Ах ты, сукин сын! Ох, хитрый! – смеется.

Поехали. Приходим.

– Вот, товарищ генерал. Надо ему бумажку дать, чтобы он удостоверение водительское получил, – говорит лейтенант.

– Товарищ генерал, маленькая заминочка тут произошла. У меня фамилия неправильно написана и отчество, – говорю я.

– Как это неправильно?

– В госпитале перепутали, а я и не заметил, а когда спохватился – уже поздно было. Я не Копылов, а Копылович, и не Владимир Ануфриевич, а Владимир Адольфович.


В нашей части помпотехом был капитан Миртов. Очень хороший, сугубо штатский человек. На этой фотографии мы сняты во время одной из наших командировок в Москву в 1943 году


Он берет мою книжку, зачеркивает фамилию и пишет: Копылович Владимир Адольфович. На самом деле я был Капелеович, но это уже было бы слишком, а так Копылович, тем более у моего отца все братья носили разные фамилии: Капельович, Капельнович, Капелевич. Короче, все мне поправили, дали «Форд-6», и так я возил главного инспектора формирования и инспектирования Красной Армии, Героя Советского Союза генерал-майора Слица до самой его трагической гибели в 1945 году. А теперь я мучаюсь – не могу получить удостоверение участника войны. Я послал в госпиталь запрос на имя Копылова Владимира Ануфриевича. Получил я бумажку, где мое ранение было записано как «чириак».

Осипов Владимир Сергеевич



Перейти на страницу:

Все книги серии Артем Драбкин. Только бестселлеры!

На войне как на войне. «Я помню»
На войне как на войне. «Я помню»

Десантники и морпехи, разведчики и артиллеристы, летчики-истребители, пехотинцы, саперы, зенитчики, штрафники – герои этой книги прошли через самые страшные бои в человеческой истории и сотни раз смотрели в лицо смерти, от их безыскусных рассказов о войне – мороз по коже и комок в горле, будь то свидетельство участника боев в Синявинских болотах, после которых от его полка осталось в живых 7 человек, исповедь окруженцев и партизан, на себе испытавших чудовищный голод, доводивший людей до людоедства, откровения фронтовых разведчиков, которых за глаза называли «смертниками», или воспоминания командира штрафной роты…Пройдя через ужасы самой кровавой войны в истории, герои этой книги расскажут вам всю правду о Великой Отечественной – подлинную, «окопную», без цензуры, умолчаний и прикрас. НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ!

Артем Владимирович Драбкин

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное