На войне с Понтиаком, или Тотем медведя. Повесть о краснокожих и красных мундирах

Трумэн Флэгг был сыном одного из суровых семейств Новой Англии, осваивавших дебри на самом краю цивилизованных земель и отбивавших нападения французов и индейцев, то и дело вторгавшихся из Канады, словно стаи злобных северных волков. Во время одного из таких набегов его родители были убиты, а ребенка забрали с собой, чтобы вырастить его среди кохнауагов⁴, живших у реки Святого Лаврентия недалеко от Монреаля. С этими индейцами он прожил несколько лет, за это время полностью поняв их образ жизни и изучив язык не только этого племени, но и нескольких других северных племен, а также французский. Помимо этого, он так хорошо изучил лес и так совершенно усвоил индейские манеры и привычки, что, когда он снова был захвачен, на сей раз отрядом грабителей из племени макуа, или могауков, никто не признал в нем белого, пока в поселке ирокезов его не раздели, готовя к пытке. Когда его личность была установлена, последний его пленитель смыл с него раскраску кохнауагов, снова раскрасил и одел так, как это принято было у могауков, и относился к нему со всем уважением, как к сыну племени. Сменив таким образом одну индейскую жизнь на другую, Трумэн Флэгг оставался среди ирокезов достаточно долго для того, чтобы в совершенстве овладеть их языками, и получил имя Хоносагета, что означало человека со многими языками. Наконец он привлек внимание сэра Уильяма Джонсона, став одним из переводчиков генерала и советником по индейским вопросам. Когда же после недолгого знакомства лесного странника с цивилизованной жизнью (таковой в его понятии была жизнь в пограничных поселках, разбросанных вокруг Джонсон Холла в низовьях реки Могаук) ее условности и ограничения стали его тяготить, он с большим удовольствием принял приглашение майора Хистера, который в то время искал опытного проводника и охотника. С тех пор, помимо службы, которая заключалась в передаче посланий между домом Таутри и поселками вдоль реки, он был свободен и мог идти, куда ему вздумается, следя лишь за тем, чтобы его хозяин во всякое время года имел в достатке разнообразную дичь. Это давало ему возможность большую часть времени бродить по лесу, от одного индейского поселка к другому, ведя разговоры на интересующий их темы с членами этого дикарского сообщества, и присматривая своим орлиным глазом за безопасностью обитателей дома Таутри. Человеком он был простодушным, абсолютно честным и добронравным, что давало ему возможность получать все нужные ему сведения, подобно мху, впитывающему всю воду. Хотя сложения он был среднего, мускулы у него были стальные, глаз как у ястреба, а в меткости стрельбы он превосходил всех жителей приграничья, белых или краснокожих. В течение трех лет таких отношений, полезных для обеих, сильная дружба связала сына леса и старого воина, чей военный опыт и отвага на поле битвы были отмечены королем. Теперь же он с нетерпением ждал прихода охотника, чей совет помог бы ему составить план действий в сложившейся ситуации.

Когда Трумэн Флэгг появился и сказал, что его пациент уснул, хорошо поев, майор спросил, что он знает об этом молодом оттава, и услышал следующее:

– Насколька знаю, майор, Манг, тот парень, которого вы так хорошо уложили, джибвей, а Сонга – оттава, сын их верховного вождя или шамана, Митаи, который имеет большое влияние среди озерных племен. Недавно оба они, Сонга и Манг, ухлестывали за одной скво из джибве, про которую говорили, што она самая красивая девица во всем племени. Они из-за нее несколько раз здорово дрались, но выбрала она Сонгу, а другой остался с носом. Наконец Сонга на ней женился и повез ее в селение оттава. Тогда Манг решил им обоим отомстить, но, раз уж джибве и оттава добрые друзья, он присоединился к сенека, чтобы хоть так попробовать разделаться с Сонга. Оказалось, что его тотем – волк, сенеки его считают очень мильным, к тому же парнем он оказался смелым и хорошей драки не избегал, так что скоро он стал среди них прославленным воином и в любое время мог собрать отряд для набега на оттава. Много стычек с тех пор произошли при участии Манга, а, если белые в них вмешивались, то это было их дело. При всем своем уме с Сонга он ни разу не встречался, во всяком случае ему это не удавалось до последнего раза, когда он схватил его, его женщину и ребенка, когда те шли из одного селения оттава в другое. Говорят, Сонга был молодцом – сражался так, как до него никто другой, убил полдюжину воинов Манги и удерживал их, пока его женщины с ребенком не смогли убежать. Потом он сдался, и его принесли его к себе. Они подождали, пока он оправится от своих ран, а потом решили убить его, подвергнув самым жестоким пыткам, какие я в жизни видел.

– Не хочешь ли ты сказать, – перебил майор, – что ты наблюдал за тем, как его пытают, и ничего не сделал, чтобы это предотвратить?

– Канешно, майор. Работа у меня такая – смотреть на это все. А еще моя работа – мир держать, насколька можно, промеж белых и краснокожих, а он сразу рухнет, стоит мне помешать индейцам расправиться с их индейским пленником. Они исполняют свой закон, а я свой.