На войне. В плену (сборник)

Первое движение этого отряда полковник Комаров принял за движение нашей, долженствующей здесь быть, 40-й дивизии; так именно он и сказал своему адъютанту на его доклад о движении немцев. «Какие немцы, что вы?! Это же наша 40-я дивизия!» Но когда немцы открыли огонь из своих орудий и пулеметов в тыл и фланг, 105-й полк дрогнул и под страшным близким огнем начал беспорядочно отступать. Командир полка успел крикнуть: «Знамя! Знамя! Спасайте знамя!» – и сам пал, пронзенный пулями пулемета. Знамя успели вынести, но большая часть полка была окружена немцами, потеряв все пулеметы (восемь), и попала в плен.

Необходимо здесь упомянуть следующий факт. Ввиду спешности – в трехдневный срок – мобилизации, 105-й Оренбургский полк при выступлении получил пополнение местными запасными из города Вильно, то есть получил две с половиной тысячи еврейчиков. Командир полка перед выступлением подал рапорт, что его полк благодаря этому сделался небоеспособным, и действительно, эти еврейчики почти все сдались в плен во время упомянутой катастрофы. Четырнадцать офицеров было убитых, еще более раненых и попавших в плен.

Катастрофа со 105-м полком имела бы роковые последствия для исхода всей Сталупененской операции, потому что паника быстро отступавших оренбургцев начала передаваться по всей линии наступления, цепи дрогнули и, под натиском немцев, местами уже начали отступать, но начальник 27-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Адариди быстро локализировал этот неуспех: приказано было 108-му Саратовскому полку, стоявшему в резерве у деревни Пемилаукен, восстановить положение левого крыла, а артиллерии сосредоточить огонь против артиллерии противника.

Наши батареи засыпали здесь немцев еще до подхода цепей 108-го полка. Знакомые звуки наших летящих гранат: «Ту-у! ту-у! ту-у!» – как-то особенно радостно щекотали слух, и солдаты моей роты весело заговорили: «Дай, дай им, матушка! Держись теперь, немцы!»

И в следующих боях усиленный огонь своей артиллерии, независимо от результатов его, всегда поднимал настроение пехоты, а молчание наших пушек прямо подавляло дух ее.

С холма у Допенена мне видно было, как красиво, торжественно, словно на параде, двигались цепи 108-го Саратовского полка, сначала шагом, потом перебежками, вступили в общую линию нашего наступления. Это было уже часов в пять-шесть вечера.

Скоро огонь с обеих сторон по всей линии усилился, немцы особенно упорно «долбили» своей артиллерией отдельные здания – усадьбы и сараи, за которыми по старой маневренной привычке старались накапливаться и укрываться некоторые наши группы. Конечно, здесь несли они огромные потери от точного прицельного огня немецких батарей по этим зданиям; ранения увеличивались от массы осколков и камней, летящих во все стороны при разрушении этих построек, пока они не загорались от огня гранат. Увеличивалось число убитых и раненых в открытом поле.

Как сейчас вижу фигуру командира роты, капитана 99-го Ивангородского полка, раненного в грудь, плечо и бедро. Кровь сочилась у него по всему френчу, его перевязывал ротный санитар индивидуальным пакетиком! Когда, не выдержав страшного огня, кучка ивангородцев начала отходить, капитан поднялся во весь рост со страшной раной на груди – весь окровавленный – и со сверкающими глазами закричал своим солдатам: «Куда? Ошалели! Где противник? Вон где! Ивангородцы, вперед!»

Один вид и жест этого героя, показывающего окровавленной рукой в сторону немцев, заставил сконфуженных солдат остановиться и повернуться в сторону противника!

При начавшемся беспорядке и отходе некоторых цепей: нашего полка, соседних: 99-го Ивангородского и 100-го Островского, среди цепей неожиданно появился командир 100-го Островского полка полковник Зарин. При помощи ближайших офицеров ему удалось остановить начавшееся отступление, указав этим ротам новую позицию, фронтом к северо-западу, и приказав на этой позиции укрепиться – окопаться.

Быстро вырыты были здесь окопы, и неожиданно наступивший с севера во фланг нам противник, силою не менее батальона, в сомкнутом строю, был встречен нами сильным ружейным огнем и отбит. Очевидно, это была частная попытка немцев развить свой успех, причем при отходе немцев к северу слышны были команды и какой-то красиво звучащий сигнал (на рожке).

Именно здесь, когда совершенно стемнело, свои отходившие цепи были приняты за немцев и открыт был по ним огонь, который с трудом удалось нам остановить. Крики, ругань: «Свои! Свои! Черти, не стреляйте!» – не сразу были услышаны. По счастью, благодаря темноте и нервной стрельбе никто не пострадал.

Врачебная помощь в первом нашем бою оказалась очень слабой; перевязочные пункты были далеко, санитаров с носилками для переноски раненых совершенно не было видно.