На войне. В плену (сборник)

Сколько проделано было в лагерное и зимнее время таких «наступлений» и «оборон» и днем, и ночью, и на учениях, и на смотрах против обозначенного противника! Сколько раз моя рота стреляла по мишеням в близкой к бою обстановке, и стреляла почти всегда «отлично», а последние три года подряд «отлично», а таких рот в полку было только три! «И вот, – думал я, – предстоит теперь последний „смотр“ в настоящем бою с могучим противником!» Бодро и весело, как-то особенно старательно распоряжались во время мобилизации, исполняли мои приказания и вообще вели себя мои унтер-офицеры, все эти мои любимые из любимых солдат, мною поставленные маленькие начальники, в огромном значении коих на войне я крепко убедился в первых же боях.

Вот, наконец, последний день мобилизации.

Полк, более 3 500 штыков, с развернутым полковым знаменем, в составе четырех батальонов четырехротного состава каждый, при пулеметной команде (восемь пулеметов), роте службы связи и полковом оркестре, выстроился на Снипишской площади «покоем» для напутственного «на брань» молебна.

Люди в полном походном снаряжении, вещевые мешки солдат с полной выкладкой, патронные сумки, полные патронов, кроме ротных патронных двуколок.

Состав офицеров полный, то есть семьдесят пять человек. Командиры батальонов и рот – верхом.

Не могу забыть, как в это время явился на службу из отставки славный поручик Н. Н. Нечаев, пулеметчик, ушедший из полка год тому назад вследствие потери одного глаза, совершенно выбитого от взрыва ракеты (несчастный случай). Разрешение одноглазому офицеру вступить в ряды родного полка было дано не сразу, а по особому ходатайству командира полка. Каким огнем любви к родине горел этот выдающийся офицер, впоследствии во время боев сражавшийся и умерший настоящим героем! Вечная ему память!

В это же время подал прошение на Высочайшее имя о принятии его вновь на службу в полк отставной полковник А. Н. Соловьев, прослуживший в нашем полку непрерывно тридцать шесть лет! Он прибыл на фронт уже в конце 1914 года.

Командный состав полка, выступившего на войну, был следующий:

Командир полка, всеми нами любимый и глубокоуважаемый полковник Константин Константинович Отрыганьев.

Командир 1‑го батальона – георгиевский кавалер, участник Японской войны – подполковник Борзинский.

Командир 2‑го батальона – подполковник Сацукевич.

Командир 3‑го батальона – подполковник Симоненко, георгиевский кавалер Японской войны.

Командир 4‑го батальона – подполковник Красиков, переведенный из 105‑го Оренбургского полка.

Начальник хозяйственной части – подполковник Войцеховский.

Подполковники Байков и Гензель – при штабе корпуса.

Полковой адъютант – штабс-капитан Цихоцкий.

Командиры рот:

1‑й – капитан Епикацеро.

2‑й – капитан Пясецкий.

3‑й – капитан Кемпинский.

4‑й – капитан Комарницкий.

5‑й – капитан Пузиновский.

6‑й – капитан Гарныш.

7‑й – капитан Серебренников.

8‑й – капитан Костомаров.

9‑й – капитан Трипецкий.

10‑й – капитан Цитович.

11‑й – штабс-капитан Баллод.

12‑й – капитан Соловьев.

13‑й – капитан Барыборов.

14‑й – штабс-капитан Сазонов.

15‑й – капитан Гедвилло.

16‑й – капитан Успенский.

Пулеметной команды – штабс-капитан Страшевич.

Нестроевой роты – штабс-капитан Приходько.

Проводить полк на войну и помолиться за него явились все семьи и знакомые офицеров, сверхсрочных подпрапорщиков и унтер-офицеров и много народу. На аналое положен принесенный из полковой церкви большой позолоченный образ Святого Великомученика Димитрия Солунского, покровителя 106‑го Уфимского полка и образ Уфимской Божией Матери в ризе, чудной работы из жемчуга, поднесенный нашему полку от города Уфы в день сотого юбилея.

Полковой священник, заслуженный протоиерей отец Василий Васильевич Нименский уже облачился.

Командир полка поздоровался с полком. Команда: «На молитву – шапки долой, певчие перед полк», – и начался молебен.

Много повода для толков и суеверий дало случайное падение полкового образа с аналоя во время молебна, причем разбилось стекло киота. Недобрая примета, в действительности, на войне оказалась для полка роковой!..

Прекрасное слово о мужестве и небоязни смерти произнес наш полковой священник, всеми уважаемый пастырь. При целовании креста он всех офицеров и солдат окропил освященной водой.

Затем горячее слово командира полка, напомнившего о присяге, о любви к царю и Родине, «ура», оркестр играет «Боже, царя храни»! У многих на глазах слезы в эту торжественную минуту. Сейчас же после молебна полк двинулся к вокзалу.

Прощание с семьей. Жена благословила меня и повесила на шею образок Остробрамской Божией Матери, зашитый в ладанке. Я глубоко верю, что с молитвой я спасен был во многих боях. Помню слезы ее и моих трех детей: двух сыновей – кадетов Полоцкого корпуса (каникулы еще не окончились, и они были дома) и дочери – гимназистки пятого класса Виленской Мариинской гимназии. Как тяжело было с ними расставаться! В последний раз я благословил их, поцеловал жену и дочь, вскочил на коня и догнал роту. Мальчики мои провожали меня до самого вокзала, идя рядом со мной и с ротой. Я ехал верхом на Янусе – полукровке.