На войне

Так начался наш медовый месяц.

Телефильм ВВС «Война Бабицкого» открывается взрывом ракеты. История этого кадра такова.

В горах, в Ведено мы сидели в гостях у Ильяса Ахмадова — тогда адъютанта Масхадова, а ныне министра иностранных дел Чечни. На равнине вовсю шла война. Мы пили кофе, и ракета ударила в правое крыло дома, где мы находились. Мы выскочили в коридор, я включил видеокамеру. Послышался свист второй ракеты: звук был такой, словно она летит прямо в голову. Я снял ракету и ее взрыв буквально в пятнадцати метрах от себя. К счастью, она летела под углом, и поэтому осколки пошли в другую сторону.

Через несколько минут разбомбили главный штаб сопротивления в Ведено, располагавшийся в здании бывшего техникума. Очевидцы рассказывали мне, что глубинная бомба прошила трехэтажное здание, как иголка, и взорвалась в подвале. Моя машина, стоявшая рядом, поднялась в воздух на три метра, упала, и ее завалило обломками.

Из репортерского дневника

12 августа 1999 года

Начало новой кавказской войне положено самыми незначительными силами, которыми руководят Басаев и Хаттаб. При тех ресурсах, которые есть у Басаева, ему не остается ничего иного, кроме как использовать досконально освоенную им тактику партизанской войны. На практике это означает войну набегами, войну из засады, войну, которая не будет иметь ни линии фронта, ни четко очерченного ареала. Война будет везде.

8 сентября

Боевая позиция возле небольшого дома на трассе Хасавъюрт — Герзель. Из-за непрекращающейся канонады хозяева дома съехали, оставив жилище под присмотр российских солдат. Сегодня утром они обнаружили, что дверь взломана и солдаты выносят ковры. На недовольство хозяев солдаты отреагировали традиционно: пообещали стереть хутор с лица земли.

Очень популярны разговоры о политической войне, заказной войне, коммерческой войне. Местные жители утверждают, что войска фактически не ведут боевых действий, дают боевикам свободно входить и уходить, а федеральные авиация и артиллерия заняты тем, что расстреливают дома местных жителей.

9 сентября

В Дагестан приехала депутат Государственной Думы Элла Памфилова. Тоже говорит, что это коммерческая война, поддержку которой оказывают московские олигархические группировки.

Уже на окраинах Хасавъюрта видны искры войны. Здесь толпятся люди, ожидающие беженцев из захваченных исламистами сел. Мы двинулись к селу Верхний Лачурдах. Над горами летают вертолеты, совсем рядом, в нескольких километрах — взрывы. Видно, как горят дома в селах Новолакского района.

У дороги в низине собрались местные ополченцы, готовые вместе с российскими войсками противостоять моджахедам. Неожиданно на дороге открывается отчаянная автоматная стрельба. Ополченцы бегут в заросли, не понимая, что происходит. Местные жители тоже не знают, кто стреляет. Говорят, что такое случается по нескольку раз в день.

Сегодня в четыре утра выстрелом из орудия российской БМП разрушен дом черкеса Джабирова. Трое ранены, у одного оторвана рука. Всюду ощущение абсолютной бестолковости, несогласованности действий военных.

Говорили с солдатами на передовой у села Ново-Кули.

— Нам нужны танки. Нужны танки, — монотонно повторяет мальчик в солдатской форме. От бэтээров никакого толку, они горят, как свечки.

У подразделений внутренних войск, воюющих у Новолакского, до начала боевых действий было два танка. Один подбили в первый же день, второй вскоре почти полностью вышел из строя. А три бронетранспортера сгорели.

— Из сорока человек разведроты, — спокойно, но заторможенно говорит паренек с темной косынкой на голове, — осталось десять. Остальные убиты или ранены.

— Дай бог, если в экипажах бронетранспортеров осталось три-четыре человека, — добавляет другой солдат.

Пятый день солдаты на сухом пайке. Денежное довольствие — 22 рубля 50 копеек в сутки.

Мимо нас проезжает БТР. Сверху на броне сидит офицер.

— Его же снайпер снимет, — говорит один из солдат.

— Обязательно снимет, — меланхолично замечает другой.

На окраине села Ново-Кули — передвижной госпиталь. Военнослужащие, у которых мы пытаемся узнать, что происходит, вступают в разговор неохотно.

— Раненых много?

— Много, — хмуро отвечает мальчик — срочник первого года службы.

— Сколько? Десять, двадцать, тридцать?

— Гораздо больше, — без всякого выражения говорит он.

И здесь срывается на хрип начальник санчасти:

— С начала боев не было столько раненых, сколько за последние два дня.

Пятеро военнослужащих ранены ударом с российского же вертолета, по ошибке обстрелявшего федеральные позиции.

— Мы вчера здесь говорили с ребятами… — подобострастно вступает в беседу корреспондентка столичной газеты.

— С кем вчера говорили — их, может, и в живых уже нет, — обрывает ее солдат.